Эстер не могла спуститься в Краков и потребовать у русской военной администрации звонка в Лондон:
– Меня сразу арестуют… – она устало закрывала глаза, – никто не посмотрит на мои заслуги. Тем более, я воевала против русских. Они ищут Штерну, наверняка. Я больше не увижу мальчиков и Авраама. Я обещала Иосифу и Шмуэлю, что мы встретимся, после войны. Так оно и будет… – сейчас Эстер принесла в деревню почти неподъемный мешок с провизией. У нее все еще побаливали плечи. Роды, по расчетам доктора Горовиц ожидались со дня на день.
Эстер вышла в холодную переднюю, где пахло куриным пометом, и дымом. Курицы, в накрытой шерстяным платком клетке, встрепенулись. Чиркнув немецкой зажигалкой, она прислонилась к бревенчатой стене:
– Циона волнуется, по лицу видно. Она девочка, семнадцати не исполнилось. Если бы Конрад ни был таким упрямым, ей бы легче стало… – Блау не захотел ничего слушать:
– Это не мужское дело, – отрезал Копыто, – а ваши, женские вещи… – Авраам поднял голову от трофейного пистолета. Доктор Судаков протирал тряпкой детали оружия:
– Дурак, – беззлобно сказал Авраам, – вроде ты, Копыто, мой ровесник, взрослый мужчина, а дурак. Хотя, конечно… – он оборвал себя. Блау отвернулся:
– Вот именно. Если бы она моего ребенка рожала, я бы, может быть, и пришел, а это… – Конрад скривился, – это я даже видеть не хочу… – больше они ничего не обсуждали. Эстер принимала роды, Авраам собирался быть рядом. Доктор Горовиц взяла провизии с расчетом на неделю:
– Если все хорошо пройдет, Циона на следующий день на ноги поднимется. Или в тот же день. Неделю здесь побудем, с мужчинами, и пойдем обратно в отряд… – ей предстояло нести новорожденного младенца, по горной тропе:
– Ночью еще ниже минус двадцати, – озабоченно подумала Эстер – но ничего, надену шинель и полушубок, устрою малышку в перевязи. Когда она родится, унесу, дам ей грудь. Ционе надо грудь перевязать, шалфей я успела собрать, насушила. Попьет отвар и молоко исчезнет… – кроме продуктов и шалфея, в мешке у Эстер лежали хорошие, ворованные у немцев лекарства и хирургический набор. Она, впрочем, надеялась, что дело до операции не дойдет:
– Швы я наложу, если что-то мелкое потребуется. Отдохнем, и вернемся в отряд. Надо думать, как дальше на юг идти. Если мальчик родится, то с обрезанием я сама справлюсь. Близнецов не обрезали, из-за него. Кто знал, что так лучше выйдет… – Эстер беспокоилась за сыновей и отца, но повторяла себе, что все живы:
– Мальчика можно было бы Хаимом назвать, но с папой все в порядке… – приоткрыв дверь, она выкинула окурок в сугроб. Село было тихим, немцы или русские сюда не заглядывали:
– Или Бенционом… – она прислушалась к дальнему лаю собак, – а девочку, Мирьям, как мы хотели. Но еще хочется жизни, время такое на дворе… – Эстер решила остаться в горах до освобождения Требница:
– Ребенок
