на отцовском плече. Какой он все еще легкий. И каким тяжелым становится. Ни один отец не знает, когда в последний раз несет ребенка в комнату на руках.
Джейкоб укрыл Бенджи одеялом и погладил по голове.
– Пап?
– Да?
– Я согласен с тобой, что рая, наверное, не существует.
– Я так не говорил. Я сказал, что не существует способа это точно узнать, и поэтому, наверное, не стоит строить жизнь в расчете на рай.
– Да, и вот с этим я согласен.
Он мог бы простить себе то, что отказывал в утешении себе, но зачем он отказывал всем остальным? Почему не мог позволить своему малышу-дошкольнику счастливо и безбоязненно жить в прекрасном и справедливом нереальном мире?
– А в расчете на что надо строить жизнь? – спросил Бенджи.
– Может, на свою семью?
– Я тоже так думаю.
– Приятных снов, дружище.
Джейкоб двинулся к двери, но помедлил в комнате.
Через несколько долгих секунд тишины Бенджи позвал:
– Па-ап? Ты мне нужен!
– Я здесь.
– У белок когда-то появились пушистые хвосты. Зачем?
– Может, для равновесия? Или чтобы греться? Пора спать.
– Утром погуглим.
– Ладно. А теперь спи.
– Пап?
– Слушаю.
– Если Земля просуществует, сколько для этого надо, то будут окаменелости окаменелостей?
– О, Бенджи. Это отличный вопрос. Мы можем обсудить его утром.
– Да, мне надо спать.
– Точно.
– Пап?
Джейкоб начал терять терпение.
– Да, Бенджи.
– Пап?
– Я здесь.
Он стоял в дверях, пока не услышал глубокое дыхание своего младшего сына. Джейкоб был человеком, который не спешил бросаться с утешениями, но на пороге стоял еще долго, хотя любой другой давно ушел бы. Он всегда стоял на крыльце, пока отъезжающие машины не скроются из виду. И так же смотрел в окно вслед, пока заднее колесо велосипеда Сэма не скроется за углом. И так же он смотрел, как исчезает сам.
Вот не я
> Ощущая историческое значение момента и испытывая величайшую досаду, я сегодня стою у этой бимы, готовая совершить так называемый ритуал перехода во взрослую жизнь, что бы это ни значило. Я хочу поблагодарить кантора Флейшмана, который помогал мне в последние полгода превратиться в еврейского робота. В том невероятно маловероятном случае, что я через год буду помнить хоть что-то о нынешнем дне, я все равно не буду понимать смысла этих событий, за что и благодарю. Еще хочу поблагодарить рава Зингера, он – клизма с серной кислотой. Моего единственного живого прадеда Исаака Блоха. Мой отец сказал, что я должна это все пройти ради прадеда, но сам прадед никогда об этом меня не просил. Он кое-что просил, например, не заставлять его переезжать в Еврейский дом. Моя семья очень заботится о том, чтобы заботиться о нем, но не настолько, чтобы взять и на самом деле заботиться, и я не понимала ни слова из того,
