белыми волосатыми ягодицами. Баррутиа торопливо захлопнул дверь, с опаской посмотрел по сторонам, не заходил ли кто-нибудь из команды? Вокруг все было спокойно. Матросы гремели пятками по палубе, в «вороньих гнездах» на мачтах переговаривались юнги. Пигафетта быстрой звонкой речью развлекал тучного мавра. Что-то бухало и звякало в трюме, где фактор выдавал и принимал товары. Удостоверившись, что вокруг никого нет, писарь вошел внутрь каюты, откуда несло кислым запахом пота, рисовой водки, фруктов. Баррутиа поспешно задвинул засов, словно в коридоре находились люди, способные подсмотреть за ним, перешагнул через женщину, нашел на кровати грязную измятую простыню, прикрыл Жуана. Немного подумал, снял с ящика бархатное пыльное покрывало, накинул на туземку. Лишь после этого осторожно дотронулся до плеча командира.
– Сеньор капитан, – сказал он, почтительно склоняясь в поклоне, – извольте встать. К нам прибыли гости.
Капитан не шелохнулся.
– Сеньор Карвальо, – громче позвал писарь. – Вас ждут советники Сирипады.
Командир не слышал.
– Жуан, проснись! – жалобно попросил Баррутиа, не осмеливаясь повысить голос. Он тряс его за плечи, дул в лицо, тер уши руками. – Вставай же, вставай! – тщетно бормотал писарь.
Карвальо мычал, лениво сопротивлялся.
Убедившись в бесполезности попыток поднять его на ноги, родственник покинул Жуана, лежащего на спине с раскрытым ртом, хрипло и тяжело дышавшего. Пнул с досады островитянку, из-за которой ему не придется отправиться в гости к правителю, пошел к двери, осторожно перешагивая через лужи, апельсины, банановые корки.
– А-ра-ка! – четко произнес Баррутиа, возвратившись на палубу к толмачу оживленно размахивавшему руками перед носом мавра, облаченного в белую шелковую одежду. – А-ра-ка, – повторил он, прикладывая руку к румяной щеке. – Капитан бай-бай… – Мавр удивленно посмотрел на него, потом на Пигафетту. – Арака, бай-бай… – втолковывал писарь посланцу Сирипады, почему отсутствует Карвальо.
Услышав знакомое слово, туземец поднял руки к небу замотал головой, показал, что не хочет пить крепкое в начале жаркого дня. Разноцветные перстни загорелись в глазах испанца.
– Какой ты непонятливый! – проворчал писарь, любуясь камнями и крутя головой в след пальцам старейшины. – Женщина, арака, бай-бай…
Он нарисовал руками груди, сделал неприличный жест, приложил сложенные ладони к щеке. Мавр спрятал перстни.
– Объясни ему, Антонио, – велел Баррутиа, – мы не можем сегодня посетить остров.
– А-ра-ка, – начал с того же Пигафетта, размахивая руками и мимикой дополняя словарный запас. – Бай-бай…
Послу объяснили неприятную ситуацию, пообещали показать в подтверждение спящих, отчего тот дипломатично отказался. Настроение мавра ухудшилось. Он перестал улыбаться, часто поглядывал в пирогу на слуг, не знал, что предпринять.
– Ты тоже бай-бай, – предложил Баррутиа. – Жуан проснется и отпустит сынишку, –
