его, Рамуте, пошла не в мать, была тихой и покорной, но для боярина Судислава стала светом в окошке. Детей у них было только двое, а осталась в живых одна дочь. Каролису страшно было думать о том, что сталось нынче с внучкой в захваченном татарами городе. Что такое набеги вражьи, он знал не понаслышке – воевали они здесь, на севере, с крестоносцами. А по лютости своей татары и тевтонцы не уступали друг другу.
Однако не прошло и десяти дней, как старосте Городно стало известно, что в город вошел небольшой обоз из Киева. Вне себя от волнения, Каролис чуть не бегом кинулся на площадь, где обычно останавливался приезжий люд, – может, хоть узнает что о близких своих. Там он увидел дюжину воинов на усталых конях и двух девушек возле крытой повозки. Одна из них совсем простая с виду, обыкновенная прислужница, а другая… Мужчина не поверил своим глазам. Перед ним была совсем еще молодая Рогнеда, такая, какой он впервые увидел ее и к какой прикипел душой на всю жизнь.
– Виляна, внучка! – вскрикнул он и пошатнулся.
Не подхвати его стоящий рядом воин из приезжих, упал бы староста у всех на виду, посреди площади. Ноги не держали его, а голос вдруг совсем пропал. Но Виляна его уже услышала. Обернулась. Узнать деда было трудно, она его с детства не видела. Но что-то родное почудилось ей в этом седом худощавом мужчине, что смотрел на нее с чрезвычайным волнением и не мог больше сказать ни слова.
– Дедушка! – Девушка устремилась к нему и, подбежав, упала ему на грудь, заливаясь слезами.
По щекам мужчины тоже бежали слезы, но это были слезы огромного облегчения. Он прижимал к себе внучку, которую уже и не чаял увидеть живой, гладил ее по спине, по голове и не мог прийти в себя. Все вокруг замерли, тишина установилась такая, будто на площади никого и не было, кроме этих двух родных людей, что встретились нежданно-негаданно.
Первым опомнился мужчина.
– Что же мы стоим здесь, на площади? – воскликнул он. – Пройдемте в мой двор.
Он сделал знак вознице, и тот снова вскарабкался на козлы и приготовился ехать, куда ему укажут. Воины отряда во главе с ладным синеглазым молодцем выстроились по бокам повозки.
– Ты, что ли, главный тут будешь? – обратился к синеглазому Каролис.
– Я, господин, – охотно отозвался тот. – Стешко меня зовут, я десятником был у боярина Судислава.
Сказал и потемнел лицом.
– За мной ступайте, – велел староста и двинулся вперед, обнимая за плечи Виляну, не в силах отпустить ее от себя ни на минуту.
Во дворе старосты забегали работники, поняв, что радость пришла к их господину. Они приняли коней у воинов, помогли найти место для повозки и разгрузить ее. Виляна пошла вслед за дедом. Здесь теперь, видно, будет дом ее, коли в родном Киеве не осталось ничего. А позднее узнали они, что все пожгли татары окаянные.
– Как хорошо, внученька, что ты ко мне приехала! – приговаривал пожилой
