никакой видеозаписи еще не было и в помине, и все выступления шли, как сейчас говорят, в прямом эфире, то есть живьем). А если учесть, что государственный цензор визировал даже сообщения о погоде, то можете себе представить, как дрожал редактор, когда смотрел передачу, над которой он уже был не властен, и не мог ничего сделать, кроме как рвать на себе волосы, если выступающий говорил совсем не то, что должен был сказать.
В том случае милицейский полковник, добросовестно отговорив по бумажке все, что ему написали, вдруг поднял голову и в конце выступления сказал следующее:
– Краснодарская милиция всегда следовала и будет следовать заветам партии Ленина-Сталина!
Я понимаю, что заклинание это он произносил в течение всей своей сознательной жизни и от большого напряжения перед телевизионной камерой мог вполне забыть, что имя Сталина уже давно предано анафеме.
Но слово, как говорится, не воробей… И когда бледный, трясущийся редактор сообщил выступающему о его политическом «ляпе», милиционер готов был пустить себе пулю в лоб тут же в студии. Его отпаивали валерианкой, которую запасливый редактор всегда держал в кармане.
Время было суровое, и Сталина искореняли всеми доступными методами. У нас, на студии телевидения, например, сидел специальный человек, который просматривал все старые фильмы и когда замечал в кадре даже портрет Сталина, тотчас кидался в проекционную с ножницами наперевес и отхватывал из киноленты изрядный кусок. Надо сказать, что под эту «гильотину» нередко попадали и иные персонажи, но более других Михаил Васильевич Фрунзе, которого нередко путали со Сталиным…
И вот, наконец, появляется Иван Павлович Кикило. Полуприщурив один глаз и выкатив из орбиты другой, он критически осматривает собравшуюся компанию, коротко останавливая свой взгляд на каком-нибудь из присутствующих, иногда при этом как бы удивленно хмыкая, вроде: «Ба! А этот-то откуда здесь взялся?» Это считалось дурным признаком. Все знали, что Кикило коварен, как камышовый кот, и если он многозначительно и долго смотрел на человека, при этом неопределенно хмыкая, то значит этому человеку лучше самому принять решение в отношении себя, Сейчас иногда я вижу скособоченного дедушку в жеваных штанах и нечищенной обуви, сильно похожего на быстро спущенный футбольный мяч. А тогда это был сущий ястреб, с цепким и недобрым взглядом. Воспарив над идеологическим пространством, он зорко высматривал добычу, чтобы потом обрушиться и задолбить ее своим медным клювом. А если уж Кикило долбил кого-то, то обязательно до самого конца.
Мне всегда казалось, что его объемный живот (а живот у него был просто огромен) наполнен непереваренными останками этих самых жертв.
Кикило среди опекаемой им «паствы» (журналистов, писателей, артистов, режиссеров, преподавателей вузов) сеял такой душевный страх, что и через много лет, когда он исчез со своей устрашающей должности, его продолжали бояться. Я несколько раз видел, как какой-нибудь его бывший подчиненный, уже старенький и
