– А вдруг они узнают и решат, что я трус?! И не возьмут с собой! А вдруг они уже уехали?!»
Стоило этим, по настоящему уже, страшным мыслям попасть в голову Ли, как он подскочил со своей лежанки в закутке конюшни, и кинулся в трактир.
Заполошные мысли неслись поперед ног, сперепугу не давая заспанным глазам разглядеть дорогу. Во дворе, чуть не снес одного из Светлых братьев, ночевавших тут же – в конюшне на сеновале, а теперь, плескавшихся в бочке с водой у ее порога. А в неприбранном еще зале, чуть сам не расшибся, запнувшись об упавшую скамью.
Но, когда он с размаху залетел в кухню, то увидел, что, ни кухарки, ни посудомойки, ни поварят, что приходили из деревень, еще не было.
« – Уф! Знать совсем, раненько!» – Догадался он, глядя, как папаша Лайсо, в гордом одиночестве, только водружает на плиту «кашную» кастрюлю.
С успокоенной душой Ли, было, сунулся помочь хозяину, и потащил еще дров к печи, но тот, увидев его, вдруг заохал и заахал:
– Ой-йой-йой, малыш! Ай! Прости – парень! Все ни как не привыкну к тому, что ты оказывается совсем взрослый. Какой же ты грязный, да чумазый! Господа же тебя в самый королевский дворец везти собрались! Иди сюда. – И, видно, забыв опять, что парень давно большой, потащил его, как маленького за руку в заднюю комнату. А там, найдя в хозяйстве посудомойки тетки Овсяны, здоровенный таз, заставил хорошо умыться.
Затем он хотел еще и голову его макнуть туда же, решив, что при свежевымытой мордуленции грязные патлы только страшнее выглядеть стали. Но от этой беды его спасла Цветка, которая в этот момент, что-то напевая, вошла в кухню и оттуда увидела их войну над тазом:
– Оставь парня дядь, не мучай. Господин Корр сказал, что они его по пути в ларгарские бани завезут. А уж эти южане в мытье толк знають! Так что в порядок его приведуть перед представленьем ко двору – не беспокойся! – Со смешком сказала она, и, взяв метлу, вышла в общую залу.
« – Бани? Это уже лучше… тем более, что они будут потом!» – Решил Ли. И, пока хозяин не опомнился после слов племянницы, и не удумал еще какой экзекуции его подвергнуть, подхватил поднос для грязной посуды и потрепал следом за ней.
Завтрак заканчивался и скоро в дорогу.
Лион, уже не как бедный подавальщик, а как настоящий гость, сидел в общей зале за столом, меж господином Таем и Лошадником, и дожевывал пирожок. Он съел и кашу, и два ломтя хлеба с ветчиной, да и пирожок был далеко не первым – и не вспомнить, когда уж в него столько лезло! Это все от радости, от того, что господа, проснувшись поутру, не забыли про него!
Господин Корр и Цветка, сидели за другим столом, воркуя меж собой, как голубки. Господин достал монету и, что-то говоря девушке, стал класть ей за корсаж.
« – Оу! Половинный золотой!» – У сидевшего к ним лицом и увидевшего денежку Лиона, пораженно выпучились глаза.
Дядюшка Лайсо, углядев его странный взгляд, обернулся, и, видно тоже, успел заметить стоимость подарка. К столу он поворачивался с такими же округлившимися, как у Ли, глазами и не удержавшись, охнул:
