обещала сегодня учить меня целоваться.
– Вот это не знаю. Я, наверно, до ночи с Блатным буду. Да и че там учить? Просто рот приоткрываешь и все, – Ленка открыла рот и сделала томное лицо. Сашка засмеялась.
– Дурацкий у тебя вид.
– Да ну тебя! – Ленка схватила свою сумку с парты.
– Можешь ответить мне на один вопрос? – серьезно сказала Саша. – Почему меня ненавидят Ващенко и Антоновская?
– Завидуют, – беззаботно сказала Ленка и хлопнула дверью.
– Чему завидовать? – сама себя спросила Саша и снова начала размазывать по линолеуму грязь.
У Фадея
Фадей подошел к столику во дворе еще засветло. Был он на удивление трезв, но весел.
– Сашка, а у тебя паень есть? – спросил он после приветствия.
– Паень? – переспросила Сашка. – Это кто?
– Ну, паень? С котойм ходишь?
– Фадей тебе с ним встречаться предлагает, – заржал Ромка.
Фадей смущенно замялся, щеки, покрытые редкими тонкими волосками, порозовели.
– Я пьосто спьясить.
– А у тебя дома есть кто-нибудь? – Сашка мерзла и глубже запахивала тонкую ветровку. – Может, к тебе? Посидим, чайку попьем?
– Пошли, – с важным равнодушием согласился Фадей.
Откуда взялся Фадей в их доме, точно никто не знал. Где-то он жил раньше, до совершеннолетия. Может, в детдоме, может – у родственников. А в квартире на первом этаже в седьмом подъезде жила древняя бабка. Она торчала целыми днями из открытой фрамуги застекленного, вылинявшего до серого цвета, балкона, встречала и провожала прохожих таким непонятным бормотанием и пугающим взглядом, что все дети (а они были тогда детьми) боялись ее до жути. Про нее рассказывали страшилки. В одном черном-черном городе жила черная-черная старуха… Саша думала, что она ворует детей, и каждый раз, проходя мимо, складывала в карманах фиги, чтобы не дай бог… А однажды Саша искала пропавшего котенка и кричала в маленькие подвальные окошки: «Кис – кис – кис», и бабка то ли харкнула на нее сверху, то ли чихнула: «А ну кыш! Прочь!» И Саша, с перепугу и со всей страстностью, на которую способна детская душа, пожелала старухе смерти. И действительно, бабка вскоре умерла, а вместо нее появился единственный ее наследничек – малахольный Фадей.
Сергей Фадеев, как звали его на самом деле, не был ни дурачком, ни больным, а просто недотепой. Высокий, худой, с крупным горбатым носом, слезливыми черными глазами и детским, всегда почему-то приоткрытым ртом. Был он беспомощным и жалким. И этой его беспомощностью пользовались все. Старшие пацаны без спросу приходили к нему бухать или просто перекантоваться на хате. Дворовые ребята, Пашка, Ромка, Сашка и Женек, хоть и были младше Фадея на два– три года, беззлобно издевались над ним, над его «фефектом речи», хотя и не гнушались его безвольным, безответным гостеприимством.
– Фадей, скажи «стратосфера», – Саша сидела на коленях у Пашки Бергера.
Стульев в грязной пустой кухоньке с изрисованными
