Дмитриевна поощряла стукачество, называя это пионерской сознательностью. Кто пинал по кабинету истории кактус? Кто запер в подсобке уборщицу? Кто курил в туалете? Каждую среду после уроков она делала из них «честных товарищей и сознательных пионеров», уверяла, что доносчик останется анонимным, надо просто написать печатными буквами имя виновника, свернуть и бросить в коробку у нее на столе. Это долг каждого советского человека. Но никто никогда не сдавал ни Женьку Казака, ни Кольку Шаманского, ни заядлого курильщика Ромку Овдеева. Класс сопротивлялся давлению тем сильнее, чем Еленушка на него давила. И вдруг Ващенко без всяких требований и поощрений, как бы сама решила выполнить долг и заложила Сашку.
– А Саша Козлова вчера сказала…
И Саша, сидя на задней парте, подняла от каракулей в тетради глаза и испуганно посмотрела на Ващенко.
– Давайте доведем Елену Дмитриевну…
Что-то тяжелое и жаркое подкатилось к Сашкиному горлу.
– Она от нас откажется…
Саша чувствовала, как медленно заливается лицо жгучим алым цветом.
То же самое происходило с лицом Еленушки. Оно стало пунцовым, и Сашки показалось, что щеки ее затряслись.
– Все должны встать и высказать свое осуждение мерзкому поступку, который совершила Козлова Саша. А ты, – она перевела взгляд на Сашу, но смотрела как-то сквозь нее, – выйди к доске и слушай, что скажут тебе твои одноклассники.
И все сказали. Это бессовестно. Невообразимо. Отличница не должна так поступать. Давайте исключим ее из совета отряда, из пионеров, из школы. Только Славка Луканский, тоже отличник, несмело предположил:
– Может, простим? Она ж пошутила.
– Пошутила?! Пошутила! Как можно так шутить? – негодовала Еленушка.
А Сашка растерянно смотрела в окно, на бегающих двухкилометровый кросс старшеклассников, на низкое серое небо и почти голые ветки рябины. Саше действительно было стыдно, потому что она, сама того не замечая, оказалась эгоистичным, плохим человеком, и ей нельзя дальше жить. Потому что такие подлые, как она, люди, не имеют на это права.
После нескольких часов рыдания дома Саша уже почти решилась на самоубийство и, вытащив из плотного конвертика сменную бритву для папиного станка, пока без нажима проводила ею по жилам на запястье. Она пыталась набраться смелости, чтобы резануть глубоко. Сестры, напуганные ее рыданиями, сидели в детской, каждая за своим столом, и делали вид, что занимаются уроками. Но едва послышался поворот ключа в замке, они бросились в коридор, навстречу маме, и наперебой рассказывали, что Саша, как пришла из школы, все время плачет, а теперь заперлась в ванной. Мама негромко постучала в дверь:
– Сашенька, милая.
Сашка, которая так и не решилась перерезать вены, задумчиво убрала бритву на верхнюю полку шкафчика.
– Александра, открой дверь.
Сашка
