машину, мать вытащила из сумки термос, полиэтиленовый пакет с бутербродами и сказала, что лёгкий перекус им сейчас совершенно не повредит. Поскольку ведь неизвестно, сколько ещё времени их продержат в исполкоме. Хорошо, если к обеду ордер выпишут, а если – нет? И что им тогда делать, интересно? Голодными ходить?…
Крылов послушно сжевал бутерброд, переложенный половинкой котлеты, запил его сладким чаем из термоса и, подождав чуть-чуть, выдохнул:
– Ты меня прости, мам, но я в этот дом не поеду. Я в Нагатино поеду.
И сразу же отвернулся к окну, чтоб не встречаться с ней взглядом. Но стёкла в салоне уже настолько запотели, что вместо ожидаемого двора с торчащими из-под снега качелями он вдруг увидел перед собой одну лишь сплошную матовую пелену. Лицо матери, ещё минуту назад пылавшее радостным воодушевлением, внезапно смеркло, а на лбу проступила изумлённая ижица. Она растерянно пошуршала фольгой от бутербродов, завинтила крышку на термосе.
– Паша, ты слышал? Ты слышал, что он сказал?!
Отчим кивнул:
– Так точно.
– Господи, Алёша! Ты хоть представляешь себе, КАКАЯ это квартира? Нет? А нам с папой Семёнова всё очень подробно объяснила… Ты помнишь тот шурум-бурум на улице Чехова, когда многодетные семьи квартиры позахватывали в новом правительственном доме? И как их потом милиция приехала выкидывать, а они программу "Взгляд" вызвали и прогремели на всю страну? А знаешь, чем дело кончилось? Тем, что им эти квартиры подарили, а Горбачёв, чтоб народ не дразнить, распорядился часть правительственного жилфонда передать исполкомам…
– Да я-то тут причём?!
– Ты дослушай, Алёша! Дослушай! Не перебивай маму! Вот этот дом…(Она перегнулась через спинку сиденья и перчаткой протёрла боковое окно рядом с Крыловым…) ещё недавно принадлежал МВД. Они его три года вылизывали, чтоб своих генералов заселить, заключённых сюда на работу возили. А теперь эти квартирки у них – фьюить! – и забрали, и обычным людям отдают. И нам Семёнова сегодня утром говорит: берите, товарищи! Хватайте и не раздумывайте даже! Потому что таких чудес в Москве больше не будет никогда, чтоб рядовым расселенцам генеральские квартирки на блюдечке преподносили. Потому что сегодня у Горбачёва одна придурь в голове, а завтра – уже какая-нибудь другая… А ведь так хочется пожить по-человечески, Алёша! В самом центре, с высокими потолками. Чтоб уж выйти на лоджию и вздохнуть полной грудью. И неужели мы с Пашей себе приличных условий проживания не заработали, а? На старости-то лет?
– А чем вам Кантемировка не угодила?
– Да что ж там хорошего, Алёша? Новостройка обычная. Потолки два семьдесят, балкончик с гулькин нос. Рядом с домом ещё три котлована роются. Везде заборы сплошные да грязюка непролазная, как в глухой деревне… Да бог с нами, Алёша! Речь-то даже не о нас! Мы-то с Пашей если ещё лет десять протянем – и ладно, и достаточно. Мы
