ударил тошнотворный запах крови, пота и какой-то бормотухи. Вошедшие подавили рвотный рефлекс: она – закрыв воротником платья нос, он – выругавшись и сплюнув на пол, на котором то здесь, то там валялись пустые бутылки из под пива, вина, водки и еще черт знает чего. Пол, стены и даже потолок в некоторых местах были густо измазаны бурой, запекшейся на солнце кровью. Семену захотелось быстрей убраться прочь, но, подавив вспыхнувшие внутри бурные эмоции, он достал айфон и стал фотографировать, стараясь не упустить ни одну деталь, делая панорамные снимки так, чтобы одно изображение накладывалось на другое.
Когда-то это было уютное холостяцкое гнездышко. Точно посредине просторного зала стоял суконный зеленый диван, который теперь стал бурым из-за запекшийся на нем крови, напротив – телевизор на довольно старых книгах, это было несколько сочинений Ленина. Около него, в углах, на подоконнике батальоном – пустые бутылки.
«Вероятнее всего, он сумел доползти до дивана, на котором благополучно и отошел в лучший мир», – предположил адвокат, подтверждая свои мысли фактами – кровавыми следами, тянувшимися из кухни в зал.
– Мне бы такую печень! – с восторгом отметил он, смотря на бутылки и переводя взгляд в сторону своей сообщницы, замерзшей в одной позе с ужасом на лице. Вернувшись в кухню и обратив внимание на жужжащих мух, самоотверженно бившихся башкой об оконное стекло, он внимательно посмотрел по сторонам и начал щелкать айфоном. Отсняв опустевшую некогда уютную холостяцкую берлогу, он попросил испуганную и несчастную, еле стоящую на ногах Ларину, встать на то место, где, собственно, хозяин дома и оставил этот бренный мир; показать, где она взяла нож, как наносила удары; в общем, все, что предшествовало событиям той веселой ночи. Наконец, закончив съемку, сказал:
– Пора отсюда отчаливать, а то кто-нибудь еще заметит, что мы здесь, – и убрал телефон в карман.
Ларина с глубоким вздохом облегчения; у нее все еще тряслись руки, ноги словно налились свинцом, сделав усилие, метнулась в сторону выхода. Выйдя из дома, Семен прикрыл дверь, приклеил назад бирки, и двое, словно влюбленная парочка, как ни в чем не бывало, пошли вдоль улицы.
Утром, в восемь Реутов, озаренный светом антикварной настольной лампы, сидя за письменным столом, разглядывал снимки с места происшествия, которые разложил таким образом, чтобы одно изображение накладывалось на другое. Несмотря на чувство отвращения, – казалось, что даже фотографии источают смрад и зловоние, – перед ним стояла обычная для адвоката задача: доказать следствию полную невиновность своей подзащитной.
«И хотя при первой встрече одевица не смогла подробно описать обстоятельства убийства, сейчас, судя по фотографиям, ситуация начала проясняться, – заключил он. – Во-первых, – смотря на снимки можно было представить, как этот пьянчуга падает замертво… – он был, как никогда уверен – в действиях Лариной – явная необходимая оборона. Но проблема в том, что намерения потерпевшего не столь определенны, хотя кто ж теперь разберётся, что
