узких скул и острого носа. Но женщину на снимке не заботили мои стереотипы. У неё были совсем другие черты лица. Ещё у неё были веснушки – на лице редкие, на плечах и ключицах погуще. Из одежды фотография показывала только серые бретельки.
Я нажал Esc, чтобы выйти из полноэкранного режима. Фотография съёжилась. В верхнем углу появилось название файла: «день 03». Для верности я перелистнул обратно страницу в грузинской брошюре. Заметка на полях по-прежнему кричала: «день 03! дословно!»
Несколько секунд я прикидывал, простит ли меня Сашка, если я сейчас ткну пальцем в стрелку. В конце концов решил, что, снявши голову, по волосам не плачут. Я уже полчаса копался в Сашкиных вещах. Уже увидел «день 03». Что изменится, если я увижу «день 04»?
Короче говоря, я пересмотрел все фотографии в папке «кира». Несколько раз. «Дня 04» там, правда, не оказалось. Был «день 05», «день 09», «день 12», «день 13» и «день 16». На все дни, кроме одинокого третьего, приходилось по пять-семь снимков: «день 05.1», «день 05.2» и так далее.
Под конец просмотра я понял, что ошибался. От нумерованных дней с таинственной Кирой что-то изменилось.
Не в том смысле, что я скоропостижно влюбился вслед за Сашкой. Нам с ним, к счастью, всегда нравились разные девочки-девушки, и Кира не стала исключением. У неё была прекрасная улыбка, мощное je ne sais quoi и, судя по дням 05—16, хороший вкус в одежде, но за бутылкой вальполичеллы на кухню меня погнало не это.
Впрочем, я и сам не уверен, что именно меня туда погнало. Помню диковатую смесь стыда и азарта.
С азартом всё понятно – после книг на полу, наблюдений в г. Кутаиси и Киры на фотографиях у меня сводило зубы от любопытства. Разобраться хотелось во всём и немедленно.
А стыдно было за свою зависть. От нумерованных дней и книжных стопок, расставленных в маниакальном порядке, веяло чем угодно, кроме радости и счастья.
Дык ёлы-палы
Ни бокалов, ни штопора на так называемой кухне я не нашёл. Пробку продавил вилкой, вальполичеллу налил в чашку с белочкой на боку. Первую порцию выпил, не сходя с места. Вторую понёс в комнату.
Ноутбук снова задремал. Кира больше не смотрела на меня.
Я сел на табуретку. Открыл брошюру Бенидзе-Чибалашвили и нашёл то место, где пациентку Б. М. попросили рассказать о своей жизни.
«После молчания, длившегося двадцать восемь секунд, Б. М., сидевшая на стуле, резко поднялась и заговорила громко и взволнованно. Приводим её слова в незначительном сокращении».
Длинный кусок на грузинском. Несколько секунд я любовался вьющимися буквами. Потом прочитал перевод.
«(„Что я вам сделала? Зачем вам это надо? Зачем вы меня путаете? Моя жизнь – это моя жизнь. У меня в жизни всё, как у людей. Я никогда не делала никому ничего плохого. Мне нечего стыдиться. Всё было хорошо. Я жила спокойно, пока вы не пришли с вашими
