– кровавый гэбист
Саша стоит на широком подоконнике перед двойной массивной старинной оконной рамой. Зима, между рамами снег. Стекло снизу немного припорошено снегом, в комнате темновато, пол-окна срезает крыша гаража, но свет пока не зажигали. Саша смотрит туда, куда ему показывает бабушка. Саша маленький, в теплых байковых шароварах и рубахе, на которую надета вязаная жилетка в полоску. Бабушка придерживает его сзади за спину и показывая пальцем на маленькую церковку наискосок от их дома, что-то ему про нее рассказывает. Саша слушает плохо, почти ничего не запоминает. Бабушка говорит, что это церковь, а для него дом как дом, но смотреть все равно интересно, хотя этот дом для него привычен: приземистое здание, вытянутое в длину и выкрашенное желтой краской. Бабушка говорит, что у желтого здания был второй этаж, а сейчас остался один "подклет". Саша не знает этого слова, но так бабушка говорит, голос ее тихий, напевный, она как сказку рассказывает… видишь, Сашенька,… над подклетом там раньше были купола: четыре маленьких ярко голубых и один посередине – золотой и на всех кресты. Приятно слушать бабушкин голос, но представить себе церковку у Саши не получается. Нет там сейчас никаких крестов, и куполов нет. Там люди работают. Саша много раз видел, как они идут на работу.
– Смотри, Сашенька, видишь во дворе могилки. Там семья Суворова похоронена, и сам Суворов. Он в этой церкви старостой был. Вот какое тут место. У нас как бульвар называется, знаешь?
– Знаю. Суворовский бульвар.
– Ну вот, молодец. А Суворова знаешь?
– Знаю.
– Ну, ну. Какой ты у меня умный мальчик. Ну слушай. Рядом с храмом была колокольня, по воскресеньям в колокола звонили.
– Как это?
– А так, мы недалеко жили, слушали, такой громкий звон, далеко-предалеко было слышно. Я молодая была.
– А потом? Куда они делись? Колокола?
– Взорвали, Сашенька, в 37– ом году. Тогда же и купола сняли.
– Зачем?
– Ну, зачем-зачем? Так уж. Храм не нужен народу стал. Но там, Сашенька, все равно бог живет.
– А где бог?
Бабушка не успевает ответить, в комнату заходит мама и бабушка сразу замолкает. Саша знает, что родители не любят разговоров про бога. Саша не настаивает, но про бабушкиного бога ему интересно и он решает поговорить про храм потом без мамы. В 80-ых храм Феодора Студита у Никитских Ворот был полностью восстановлен со всеми своими куполами и колоколами, но бабушка до этого не дожила. Да, и Саша давно на Суворовском бульваре уже не жил, просто проходил иногда мимо их старого дома, всегда оглядываясь на их с бабушкой церковку, где "жил бог". Теперь Саша в это странным образом поверил. Сзади церкви все еще стоял их старинный двухэтажный дом, в котором Саша прожил до 10 лет и хорошо помнил их захламленную темную коммуналку на втором этаже. Четыре соседские семьи он тоже прекрасно помнил: молодая студентка консерватории, скрипачка Алла, ее мама Эсфирь Борисовна, которую все почему-то называли "курочка". Тетки они были милые и добрые, еврейки и об этом никто из соседей никогда не
