бы отлично никогда больше с подругами не встречаться, но Гера знал, что вряд ли это возможно.
Ну вот так он и знал. На следующий год летом он встретил ее на гаражной площадке, куда пришел в воскресенье возиться с машиной. На гаражной площадке рядом с отцом, откуда через сквер был виден их старый двор, Герман никогда не чувствовал себя в безопасности. То чья-нибудь мама подойдет, то с отцом заговаривали сотрудники, которые там все и жили, и тогда приходилось улыбаться и здороваться. Как он этого не любил! Если бы все сводилось к простому тихому "здрасьте", так нет… ему начинали задавать вопросы, причем конкретные, нет, чтоб просто спросить как дела, можно было бы выдавить из себя "нормально", и все, но так почти никогда не получалось. "Здравствуй, Герман, ты пока не женился? А девушка у тебя есть? А где ты работаешь? Не защитился? " Ну что им всем было от него надо? Неужели им было на самом деле интересна его жизнь? В это Герман поверить не мог, ему самому никто интересен не был. Их гараж был рядом и та девушка, "с которой он…", подошла к своему отцу, сделать вид, что он ее не видит, было совершенно невозможно. Вдобавок ко всему она была с коляской, где лежал ее ребенок. Ему пришлось подойти, спросить, как она поживает, кто у нее родился? Он боялся, что она сейчас примется ему показывать своего младенца, но страхи оказались напрасными, ребенка она ему не показала. И то слава богу. "Пойдем посидим на лавочке" – предложила она. Отказаться было бы верхом невежливости. Пришлось идти. Говорить было совсем не о чем. Подруга рассказала о тех, кого она видела и про кого знает: та замуж вышла, а та – родила, тот – защитился… Герман улыбался и доброжелательно кивал. "А ты как? Все по-старому?" "Да, все по-старому". Ребенок завозился в коляске и она ушла.
Герман привычно проанализировал их разговор. Он ей ничего про себя не рассказал потому что не хотел или потому что нечего было рассказывать? Скорее второе: не женился, не родил, не защитился… что там еще? Герману всегда казалось, что у него в душе есть что-то глубокое, непонятное окружающим, что-то слишком личное, чтобы этим делиться, но что это было? Он иногда и сам не знал. Что его действительно интересовало, волновало, тревожило, будоражило? Женщина, профессия, философская проблема, книга… ? Неужели в целом свете не было никого, с кем ему было бы хорошо? Получалось, что так. Он знал, что в чем-то важном "особый", но это "важное" ускользало от него самого. Да, он отличался от других, но из-за этого был одинок. Иногда Герману приходило в голову, что было бы здорово быть "попроще", и тогда он больше бы принимал людей, но "попроще" он не становился, и гнал от себя мысль о моральном слиянии с другими. Изредка ему хотелось чем-то с людьми, которых он знал, поделиться, но он заранее сдавался, четко зная, что его все равно не поймут. Слушать других ему всегда было нестерпимо. А ведь "обычные" люди рассказывали друг другу про свое личное, а он не мог.
При этом Герман изо всех сил делал вид, что он "обычный". Институт он закончил без особых трудов и без интереса, хотя видел, что другим учиться трудно. Видел, но не понимал, ему-то трудно никогда не было, просто иногда приходилось
