глянул на него с подозрением – в чём, мол, подвох? Но Макс сидел с угрюмым видом – как человек, которого прижали к стенке. И Василенко купился, они ударили по рукам, договорившись на девять утра – только чтобы без опозданий! – и разъехались из бильярдной: один – с видом победителя, второй – всё ещё притворяясь побеждённым.
Но, выехав на дорогу, Демидов не выдержал – заржал в голос. Потому что остатки того бабла, которое Василенко привёз от «хорошего человека», всё ещё были в офисном сейфе. Дура-бухгалтерша не успела сдать их в банк вместе с выручкой, потому что уже два дня не вылезала от своих подружаек в налоговой. Лепетала что-то о сдаче отчётности. Он понимал, что она брешет. Злился, что приходится врать Василенко, будто бабло уже ушло на подставную фирму, просто банки тупят. И, как оказалось, зря. «Там почти четыре ляма – вот и заберу их в качестве компенсации, – решил Демидов. – Пусть этот гад с большими людьми своими бабосиками рассчитывается. А я свалю».
Всё ещё улыбаясь, он свернул на объездную – она шла по промзоне бывшего машзавода, там почти не было фонарей, но срезать путь получилось бы знатно. Надавил на газ и сделал музыку громче. Лужи блестели в свете фар, а сама дорога – серая, с чёрными пятнами – казалась шкурой громадной гадюки, залёгшей в подтаявшем снегу. Трасса была пустой: почти два ночи, завтра всем на работу. И когда за очередным поворотом Демидов увидел машущего руками автостопщика, сперва подумал: ну да, автобусы ведь уже не ходят, остаётся только голосовать. А в следующий миг осознал, кто это – и судорожно сглотнул, чувствуя, что тело, как охотничьим лассо, стягивает оторопь.
Мальчишка нетерпеливо подпрыгивал и махал руками. Он почему-то был раздет – только рубашка и джинсы; широко распахнутые глаза выделялись на бледном лице – в губах ни кровинки, как у трупа… Но самое страшное – это был тот, Танькин, мальчик. Тот, из-за которого всё случилось. И почему-то именно он сейчас привиделся Максу: как укор за то, что он сделал со своей женой, и косвенно – с этим мальчишкой.
Демидов мотнул головой, отгоняя морок, зажмурился на мгновение. А когда вновь посмотрел на дорогу, мальчик всё еще был там. И только тогда Макс осознал, что он настоящий.
«Притормозить? Проехать? – мысль билась, как птица в силке. – Да какого хрена! Я что, сопляка испугался? Хоть узнать, что он здесь делает… А-а, ведь его дом недалеко! Я ведь по этой промзоновской дороге ехал, когда искал тот чёртов барак, чтобы договориться со Славкой насчет заявы…»
И Демидов притормозил, всё ещё колеблясь, не понимая, верно ли поступает – может, стоило проскочить мимо, чтобы не осложнять себе жизнь?
Пацан бросился к нему, сломя голову, закричал:
– Дяденька, помогите, пожалуйста, мне надо… – и резко умолк – узнал. Испугался, и, всё ещё уставившись на Макса, даже отступил от машины на шаг.
Макс опустил стекло машины.
– Ты чего здесь? – хмуро спросил он. И отвёл взгляд – потому что вдруг накатила волна стыда, ведь мальчишка мёрз, это было видно, и мог замёрзнуть нахрен… А он не собирался сажать
