высыпали. Помнишь, как мы в лесном озере купались? Ты сплела венок из кувшинок… – не считая себя хорошим рисовальщиком, Мишель, обычно, усмехался:
– Для реставрации моих способностей хватает, но я не художник… – в лесу, не удержавшись, он посадил Лауру, в венке, на прибрежный песок:
– Ты словно нимфа… – он быстро набрасывал очертания ее фигуры, – или фея озера, из сказаний о рыцаре Ланселоте. Это я… – отложив карандаш, он приник губами к прохладному колену, – я твой рыцарь, Лаура. Я всегда останусь рядом… – Мишель не мог оторваться от руки жены:
– Не думай сейчас о таком. Тебе надо спасти тех, кто слабее, Лауру, и сэра Николаса, он пожилой человек. Но если сюда явился Каммлер, значит, фон Рабе, действительно, мертв. Максимилиан не преминул бы погнаться за мной лично. Я, правда, мог его только ранить… – Мишель напомнил себе, что судьба фон Рабе сейчас его занимать не должна. Ему требовалось позаботиться о жене и сэре Николасе:
– Беги, – он, с сожалением, выпустил руку Лауры, – забирай Ворона, постарайтесь исчезнуть отсюда… – Лаура, упрямо, помотала головой:
– Я тебя никогда не брошу. Я добралась до Антарктиды, чтобы тебя найти, Мишель… – наклонившись, он вдохнул цветочный запах ее волос. Крепкие руки легли ей на плечи:
– Милая, любовь моя, – тихо сказал Мишель, – тебе нельзя здесь оставаться. Ты сказала фон Рабе, что мальчик, якобы, выжил, что ты отдала его надежным людям. Если фон Рабе не погиб, он тебя не пощадит, Лаура… – Мишель не мог позволить жене опять оказаться в руках немцев. Третьего дня, услышав, что Лаура выдала рандеву, в форте де Жу, он вздохнул:
– Милая, никто не имеет права тебя судить. Ни я, ни Монах не были в тюрьме… – Мишель прервался, – то есть я был, но меня не пытали. Никто не собирается устраивать трибунал, или мстить тебе. Совершенно точно, не Монах, если он вообще жив… – Мишель подтолкнул Лауру к задней части палатки:
– Беги, немцы тебя не заметят. До дома здесь недалеко… – взглянув в щель, он замер:
– Глазам своим не верю. Но это белый флаг, то есть парусиновая тряпка… – Ворон говорил с командиром немцев, указывая на палатку:
– У него при себе нет оружия. Мерзавец, какой мерзавец. Зачем я сказал ему об уране? Хотя немцы и так поняли бы, что в долине есть уран… – Мишель пообещал себе позднее расквитаться с дядей Николасом:
– Я его пристрелю, неважно, что ему восьмой десяток идет. У предателей нет возраста. Решил перед немцами выслужиться, понятно, зачем… – Мишель похолодел:
– Он никогда не получит Лауру… – он велел жене:
– Слушай меня. Нет… – твердо прервал он Лауру, подавшуюся вперед, – слушай и делай то, что я скажу… – она не стала спорить. Лаура, всхлипнув, прижала его руку к губам:
– Мишель, у нас было всего четыре дня… – немцы шли к палатке. Теперь Мишель отчетливо видел знакомое лицо Каммлера:
– Потом у нас будет больше… – пообещал
