тех женщин, которые обратились в прах, наверное, еще до его появления на свет. Так почему же я так разозлился на него? Я почти сошел с ума от ненависти к его красоте, его независимости, его лживой, но обворожительной невинности? Почему я был так уверен в том, что он виновник всех моих бед? Неужели виной всему черная уродливая тень, закрывшая собой стену за его спиной. Эта тень не могла принадлежать ему. Должны же быть соблюдены формы и пропорции. Такого отражения не могло бы быть даже в кривом зеркале. И, тем не менее, тень ползла за его плечами, повторяла все его движения. Он двигал рукой или плечом, и тень взмахивала крылом, копируя своего единоличного хозяина. Он шел через зал, и черный, теневой дракон следовал за ним. В зале ведь не было дракона. Значит ли это, что чудовище сидит внутри этого златокудрого юнца? Возможно ли, что его прекрасный облик всего лишь маска, скрывающая под собой разрушительное, уродливое на вид зло? Я не был уверен до тех пор, пока чей-то голос не кликнул меня по имени, и только тогда я понял, что юноша, которого я уже однажды видел рядом с трупом моей сестры, может говорить со мной, не раскрывая рта. Я могу находиться очень далеко от него, и, тем не менее, если он захочет что-то мне сказать, то я услышу его слова в своем мозгу.
Я помню, как пристально мы смотрели друг на друга из разных углов залы, как будто каждый из нас пытался оценить силы своего будущего противника. Я заглянул в его глаза и на миг потерял дар речи от страха, в голубых зрачках, как в двух озерах, мелькнул раздвоенный, плавно взмахнувший крыльями драконий силуэт.
Я сам едва могу поверить в то, что увидел. Моя рука дрожит, когда я записываю эти строки в своем дневнике, и вместо некоторых букв на бумаге расплываются кляксы. С недавних пор я всюду ношу с собой письменные принадлежности, спрятанные во внутреннем кармане сюртука, и кошелек, в котором никогда не иссякает запас золотых монет. Почему-то меня преследует навязчивая мысль, что кошель, расшитый странными символами, это последний подарок Даниэллы. На маскараде, на плаще златокудрого юноши я заметил точно такие же символы, но тогда не придал этому особого значения, а теперь его вышитый рунами плащ служит еще одним доказательством того, что он, во всяком случае, не простой смертный.
Я был так напуган собственными размышлениями, что даже не вздрогнул, когда чья-то тяжелая рука легка мне на плечо. Я просто не воспринимал больше ничего пугающего на кладбище вокруг себя, потому что леденящий, пронизывающий до костей страх я носил внутри себя, в своих воспоминаниях.
Чужая рука твердо лежала на моем плече. Я уже хотел полезть в карман, чтобы подать монету, если за моей спиной обычный бродяга, или расстаться со всем своим золотом, если это грабитель. Пусть он забирает весь кошель вместе с проклятием Даниэллы, вместе со злым роком всей моей семьи, но подкравшийся сзади до сих пор не начал ни просить подаяния, ни угрожать, приставив нож к горлу.
– О, ты уже делаешь успехи, – кто-то перегнулся через мое плечо, чтобы заглянуть в записную
