и сразу уйду. Доброй ночи, Амина!
– Доброй ночи! – ответила красавица, протягивая ему руку. – Премного благодарим вас!
– Тысячи гильдеров! У него столько денег! – шамкал старик, провожая глазами Филиппа, пока тот выходил из комнаты и спускался по лестнице.
Глава V
Любопытство и другие чувства
Филипп не пошел домой, а сел возле двери дома мингера Путса, устало смахнул волосы со лба и подставил его обдувать ветру; волнения, потери и тревоги последних дней вызвали у молодого человека что-то вроде нервной лихорадки, общее недомогание и слабость. Ему очень хотелось забыться хоть на время, поспать и восстановить силы, но о каком отдыхе и спокойствии теперь могла идти речь? Его томили скверные предчувствия, он уже видел впереди бесконечный ряд опасностей, бедствий, невзгод и даже свою смерть, преждевременную и насильственную, причем был так измотан и физически и нравственно, что смотрел на грядущие несчастья без малейшего ропота или жалобы, словно они касались не его, а кого-то другого. Он ощущал себя так, словно начал жить всего три дня назад, а все, что было раньше, казалось ему теперь бессознательным существованием, и от этого на душе у юноши становилось еще тяжелее. Все мысли его вращались вокруг рокового письма. Его загадочное исчезновение со всей очевидностью указывало на две вещи: во-первых, на сверхъестественное происхождение послания, а во-вторых, на то, что оно предназначалось именно ему, Вандердеккену-младшему, сыну про́клятого Виллема, и никому другому, и не случайно семейная реликвия – частица Животворящего Креста Господня, которой в безумном гневе своем поклялся отец, – тоже оказалась в руках его наследника.
«Судьба моя предрешена, долг очевиден, – думал Филипп, – и я выполню его, чего бы это мне ни стоило. – На секунду перед ним предстал образ прелестной девушки. – Но Амина? Неужели такому ангельскому созданию суждено быть связанным с моей горькой судьбой? В этом убеждают события последних дней. Впрочем, нет, с чего я взял? Это известно лишь одному Небу, и пусть будет на все Его святая воля! Я поклялся – чему Господь свидетель – посвятить жизнь облегчению страшной участи своего отца, но разве мой обет мешает мне любить Амину? Нет! Мой отец – моряк, ходивший в опасные дальние плавания, даже в Индию, – ведь проводил же дома целые месяцы, виделся с женой, моей матушкой, и со мной, вел свои дела на берегу, что не мешало ему, отдохнув в кругу семьи, вновь возвращаться к своим корабельным обязанностям. Мне тоже предстоит скитаться в открытом море, бороздить океаны и подолгу жить вдали от родины. Но меня, как и отца, после каждой экспедиции будет тянуть сюда, в родную гавань, так зачем лишать себя отрады счастливого возвращения к дорогой моему сердцу женщине, ее любви, ласки, заботы? Такая девушка, как Амина, если полюбит один раз, то непременно глубоко, искренне, до конца своих дней. Но имею ли я право убеждать ее связать свою жизнь со мной – человеком, обреченным Провидением на лишения и невзгоды, а может, и на раннюю смерть? Впрочем, как говорила покойная матушка, жизнь каждого моряка в руках Божьих, в бурю и непогоду он – игрушка
