все-таки по тебе? Мне все вокруг было как кино глупое, ненастоящее. Я думал – я псих. А это просто так невыносимо надо было к тебе.
– Прости. Так надо. Ты бы знал, как я-то тосковал, – на миг закрыл глаза Ярун. – Ну, теперь ты снова мой. Рано тебе сюда, конечно… Тебе бы еще пожить обычной жизнью, ребенком побыть…
– Не вздумай! – задохнувшись, пригрозил Сташка.
– Спокойно, – засмеялся Ярун. – Конечно, теперь ты всегда при мне будешь. Эта разлука вот сейчас – ненадолго, правда. Иди сюда, родной, – он притянул Сташку к себе, взял на колени, поцеловал в макушку. – Я тебе звонить буду, чтоб не психовал. Чудовище мое. А башка у тебя, как и раньше, пахнет морем, знаешь? Хочешь море? Тебя на островок один секретный отвезут. Окрепнешь, языки подучишь. Подрастешь еще хотя бы чуточку.
– Я большой уже. Островок… – Сташка взмолился, чтоб не расставаться: – Ну, Яр. Ну, не надо!!
– Надо.
– Велишь, да?
– Велю. Твоя безопасность – это очень важно. Ох как ты меня напугал этой ночью… Гонец тебя перехватил, едва все засекли, что ты опять идешь по Пути, потом Контора попытались тебя отнять, перепугали, и ты уже в Семиречье каким-то чудом бесследно исчез. А через десять минут после того, как Макс сообщил об этом, ты прямо передо мной из ничего свалился на пол. Белый, страшный, в ледяной корке. – Ярун усмехнулся.
Эта усмешка не скрыла ни боли, ни пережитого, и Сташке стало стыдно:
– Прости… Когда пугают, я ухожу… В ноль координат. В ЛЕС.
– Я тоже, – улыбнулся Ярун. – Без ЛЕСА нас тут не было бы.
– Да, но… Я не помню толком, как и что… Не умею еще, не помню; так, все… наугад… Нельзя ведь через Равнины вслепую летать. Одно спасло, что ты есть, и можно к тебе. Ты -как невидимый маяк, как путь. Прости, что было страшно. Но я не умер бы, я знаю. Я видел. Ведь еще же ничего не началось. Да и потом, ты ведь был там… И в ЛЕСУ ты тоже был. Ух, я понял. Я по твоему следу пролетел, да?
– А может, тебе приснилось? – улыбнулся он, но глаза, синие волчьи глаза его выдали.
– Я никому не скажу, – снисходительно пообещал Сташка.
Он зажмурился на солнце, потом сквозь сине-зеленые лучи в ресницах взглянул на этого родного человека, который смотрел на него теплее, чем любой человек на свете. Хотя ничего добродушного в нем не было, одна зоркая сила. И радость, и огромная, до неба, любовь. Конечно, он знает, что на самом деле является его любимым волшебным родным волком. Но болтать об этом вслух глупо. Еще глупее, чем про Сеть и бессмертие. Сташка вздохнул, чуя: этот человек с неуловимо волчьими глазами – центр мира. Маяк над черным и бездонным океаном. Заговорил:
– Ты – не как все… И я знаю про себя, что тоже не такой, как все, знаю, что во мне слишком много… Толком еще не понимаю, чего, но оно – такое тяжелое… Не знаю, как себя вести здесь, в новом времени. Я вроде бы знаю тебя, помню… Но ты… Хотя мы родные – ты ведешь
