«со школьных лет»; сам принц в общении с ними, уже будучи «полоумным», когда сыпал перед ними отвлекающей словесной белибердой и угадывал в них предавших его недоброжелателей, обращался с ними как с «милыми друзьями» и указывал на объединявшие его с ними «права товарищества». В 1612 году он, этот реальный человек, будто бы настоящий автор, умер, а как раз тот момент был заключительной меткой в сочинениях Шекспира, когда его рукой там была поставлена последняя точка.
К сожалению, те, кто жаждал и жаждет через такие и им подобные, практически никем пока не опровергаемые аргументы и обстоятельства, ближе подойти к истине, оказались в роли всего лишь простых разносчиков афиш о своих собственных изысканиях.
А в полном значении суета с «опознанием» и с «юбилеем» приобрела такой внушительный размах, что быстро перешла в измысливание соответствующих «достойных» мероприятий и акций, посвящаемых памяти сочинителя. На доброе здоровье! Только жаль – не нашлось за всем этим, кажется, никого, кто бы с высот нашего многозначного текущего времени предметно, глубоко и оригинально порассуждал о написанных гением произведениях.
* * *
Что бы нам хотелось ещё взять из них для себя? Из-за чего мы должны считать их ценными и выдающимися и так настойчиво продолжаем рыться в несущественном и второстепенном?
Хотя в подавляющем большинстве суть намеченных и уже проведённых мероприятий «суетного» цикла свелась ко всё тем же аспектам пустых сопоставлений и блудливого глубокомыслия, это в общем неплохой повод убыстрить и актуализировать процесс «разбирательства» также и на главном, наиболее важном направлении.
Ведь никто, кажется, не спорит: взять-то у Шекспира можно ещё с избытком. Ну, например, небесполезно углубиться в те истоки общественной духовности, к которым он, как автор, постоянно обращался и, находясь под их воздействием, сумел выразить себя как мастер высочайшего полёта и класса.
Этой очень важной стороны его творчества исследователи хотя иногда и касались, но в ней они чувствовали себя слишком неуверенно и оставили уйму необъяснённого, не устыдившись бросить предмет на дороге – как помеху своему неотчётливому движению «вперёд».
Как представляется, чтобы провести анализ в указанной плоскости, не обязательно в деталях рассматривать сочинения титана художественной словесности в их полном наборе; многое из недостающего можно получить, обратившись лишь к некоторым из них и прежде всего к самому, пожалуй, яркому и одновременно самому сложному – к трагедии «Гамлет», к её главному герою, к сути этого противоречивого образа.
* * *
«Правдоподобие положений и правдивость диалога – вот истинное правило трагедии. Шекспир понял страсти… – почитайте-ка Шекспира… – это мой постоянный припев…»1-2
Рассуждая таким образом, Пушкин, оставался, как говорится, верен себе:
А л е к с а н д р П у ш к и н. «Из письма к Н. Н. Раевскому-сыну».
В дальнейших сносках на страницах этой работы имена авторов художественных произведений или иных трудов, как и в данном случае, будут указываться в разрядке и в сокращённом виде (имя и фамилия или только фамилия) – независимо от того, как они представлены на титульных листах изданий. Тем самым в качестве источников могут подразумеваться не только тексты печатные (книжные и проч.), но и размещённые в интернете. – Как и эта, все дальнейшие сноски, а также примечания подготовлены автором.
