известно, над чем я работаю? – осторожно спросил он.
Широков посмотрел на него как на неразумного и снисходительно улыбнулся:
– Ну, как вам сказать… Есть люди на свете, у которых профессия такая – все знать!
От этой улыбки Геннадию на мгновение стало не по себе. Некстати вспомнился давешний сон, лицо отца, строгие глаза за стеклами сильных очков… Вот сейчас надо встать и уйти, как давеча собирался. Понятно же, с кем придется дело иметь!
Но встать и уйти Геннадий не смог. Тело, проклятое тело будто приросло к удобному кожаному креслу и двигаться куда-то отказывалось наотрез. При одной мысли о том, чтобы вернуться к привычной, опостылевшей жизни – разваливающемуся на глазах институту, работе, которая никому, кроме него не нужна, Галине с ее непрерывными упреками, – стало так тошно, что хоть в петлю. Миг всего помаячил призрак успеха – даже не успеха, а возможности достичь его, реализовать себя как ученого, выбраться из привычной нищеты, из унылой ежедневной рутины – а уже не хочется расставаться с ним!
Широков помолчал, словно наблюдая за его реакцией, потом заговорил снова – на этот раз задумчиво, будто размышляя вслух:
– Знаете, Геннадий Петрович, время сейчас очень непростое. Как там говорили мудрые китайцы? Не дай Бог жить в эпоху перемен! Правы были, сто раз правы. Когда меняется общественная формация, многим очень трудно к этому приспособиться, найти себя в новых условиях…
Геннадий угрюмо молчал. Что ж, приходится признать, что Широков говорит правду! Вон, сосед по лестничной клетке всю жизнь проработал главным инженером на заводе, чувствовал себя человеком уважаемым, состоявшимся… А теперь завод закрыли, рабочие оказались на улице, и Николай Сергеевич тоже. Сначала он еще храбрился, повторял «ну, куда ж они без нас, старой гвардии!», а потом как-то сник и запил по-черному. Да если по совести сказать, он сам – много ли лучше? Взрослый человек, мужик, а семью обеспечить не может! Стыдно приносить домой зарплату, на которую даже кошку не прокормишь, но что делать, если ни торговать, ни воровать не научился?
А Широков продолжал:
– Если человеку плохо, тут же возникают извечные русские вопросы «кто виноват?» и «что делать?». У нас каждый бомж знает, как нам обустроить Россию и кого для этого надо посадить, а то и расстрелять! Бабушки у подъезда обсуждают, что еще вчера Жириновский по телевизору ляпнул! Ну, он-то, положим, для того и поставлен вместо клоуна… И все равно – у каждого своя беда и своя правда!
Он укоризненно покачал головой.
– Вот не понимают люди, что если попусту себя накручивать все время – только хуже будет. Посмотрите, сколько уже накопилось агрессии, страха, ненависти друг к другу! Это разрушает. Приводит к депрессии, суициду, алкоголизму, наркомании, болезням… Ну, и криминалу, конечно. И, в конце концов – тысячам, миллионам трагедий, преждевременных
