надо выяснить, по какой существенной причине закон о СМИ в значительной своей части оказывается как бы отторжённым – от конституции, как частично и она – от него.
Скорее всего это происходит из-за неумелого уяснения по теме: свобода массовой информации. Предмет, по отношению к которому провозглашена свобода и дана гарантия этой свободы, явно взят необоснованно расширительно, и он «из них» «вываливается».
Логично здесь подразумевать виновницей пьянящую романтику первых постперестроечных лет. – Когда «массовую информацию» «вводили» в закон, то не избежали соблазна придать ей смысловое значение большее, чем оно есть у «обычной», «традиционной» информации, не такой «приметной» и «шумливой», как она, и к тому же обязанной быть чётко управляемой с помощью права. Тем самым будто бы надо было не ущемить необходимую для неё возможно более полную, хотя и с некоторыми ограничениями, свободу. Иначе говоря, её выбирали по правилам целесообразности.28
Но, как показывает практика СМИ, «прикидки» привели совсем не к тому, чего можно было ожидать по наивности. Ведь именно отсюда исходила причина выросшего до размеров национального бедствия навязывания людям чего попало; и, к их огорчению, законодатель не поспешил вовремя искоренить недоработку, и она продолжает оставаться в самых первых строках закона о СМИ.
Из добрых, видимо, побуждений промистифицировано то состояние для «массовой информации», которое не исходит из конституционной гарантии свободы. Гарантии только свободы, не более того. Хотя бы по такому образцу, как была «утверждена» гарантия свободы слова или свободы мысли – категорий высшего порядка, обречённых всегда находиться под несокрушимым воздействием естественного права (потребностей). Для которого нет и не может быть задано никакой управляемости, никакой регламентации, никаких правил, ибо любое правило есть уже действие к исключению свободы.
Нарушив эту норму, «массовой информации» по существу обеспечили не свободу, а вольность, очень быстро переходящую в разрушение не только всего, с чем она может где-то хотя бы на миг соприкасаться, а и – в разрушение самоё себя. Повнимательнее присмотримся к её пребыванию в такой вот странной и гибельной для неё купели.
Когда теперь говорят о праве на получение информации через посредство СМИ, то, конечно, вынуждают подразумевать не что иное как обязанность перед потребителями, кроме СМИ, кого-то на стороне в первую голову. Обязанность отдать, предоставить – по просьбе или по требованию СМИ, предусмотренному законом. Там (это место обозначим как «наверху») есть пока только «информация», а «массовой информации» ещё нет, она, повторимся, «возникает», уходя к потребителям, к неограниченному кругу и непременно только от СМИ. В этом случае «внизу», на потребительском уровне, можно получить – что? Да что же как не продукцию в виде «массовой информации». А куда же подевалась «информация»? Ведь ясно же как день: её «наверху» не могло не быть, и она также не могла не обозначиться где-то «внизу».
Тут, определённо, не обошлось и без влияния закона СССР «О печати и других средствах массовой информации» – последнего правопредшественника нынешнему закону о СМИ из эпохи советской диктатуры, сильно разбавленного популизмом, тогда ещё довольно искренним. Особенно привлекательным и завораживающим воспринимался в нём вот этот броский аншлаг: «Печать и другие средства массовой информации свободны». Он так нравился доверчивым политикам и журналистам, что многие периодические издания цепляли его на свои логотипы и в этом ностальгизированном украшении ещё годы спустя выходили в свет при действующем законе о СМИ РФ! – Воодушевляющие влияния шли и от других ветвей прежней идеологии. В её рамках было ведь сказано немало дельного о свободах, понимавшихся ею в разные для неё времена по-разному.
Бывали и прагматически честные объяснения. Так, например, отец марксизма ещё когда только отходил от гегельянцев, считал: «…призрачны все остальные свободы при отсутствии свободы печати». (К. Маркс. «Дебаты шестого рейнского ландтага». 1842 г.) – С этим и сейчас можно не спорить.
