розами.
– Пойдем, – Изабелла кивнула на башню.
Он еще не верил, не мог поверить. Наложив засов на тяжелую дверь, женщина повернулась к нему.
– Когда я тебя увидел, – сказал Петя, – я решил, что никого иного мне в жизни не надо.
– Я тебя старше, – тихо сказала женщина.
– Мне наплевать, – ответил он: «Наплевать на Орсини, на папу римского, на тосканское герцогство и английскую корону. Я хочу жениться на тебе, и женюсь, хоть бы мне пришлось перевернуть весь мир!»
– Не кричи, – рассмеялась Изабелла.
Петя привлек ее к себе: «Прости. Я ехал сюда, представляя себе, как красиво я встану на колени и признаюсь тебе в любви».
– Нет, – покачала головой женщина: «Ты не из тех, кто любит, стоя на коленях, Пьетро».
Он погладил ее по теплой щеке: «Ты все обо мне знаешь. Возьмешь меня таким, каков я есть, Изабелла?»
– О да, – шепнула она: «Потому что мне тоже, Пьетро, не надо никого иного, только тебя». Она поднесла к губам его левую руку: «Очень больно было?».
Он кивнул: «Я был один и боялся, что умру».
– Ты никогда больше не будешь один, – Изабелла поцеловала его. Петя прижал ее к себе, сильно, так, что у нее перехватило дыхание:
– Да, – сказал он, – наконец-то.
Вернувшись на постоялый двор на рассвете, он бросился на кровать. Все вокруг пахло розами и мускусом. Он застонал, уткнувшись в подушку, представив себе ее, вспомнив, что она шептала ночью, когда над холмом взошла низкая луна, когда летучие мыши заметались быстрыми тенями среди олив.
Солнце показалось на горизонте, она коснулась губами его виска: «Пора».
Зашуршали шелковые юбки. Петя не открывал глаз: «Ненавижу, когда ты одеваешься».
Он приподнялся на локте: «Иди сюда». Изабелла присела рядом. Петя аккуратно заплел ей косы.
– Я приеду, как только получится, – он помолчал. Изабелла потерлась щекой о его ладонь: «Писать нельзя?»
– Нельзя, – ответил он: «Прости».
Он потянул к себе перо и бумагу. Петя сначала нацарапал по памяти что-то из Петрарки, но разорвал записку. Невозможно было чужими словами говорить о своей любви. Закончив, он перечитал сонет. Это было плохо, очень плохо, но это было свое.
Подписавшись: «Tе amo», он запечатал конверт.
Степан вытащил шлюпку на белый песок. Над морем вставал рассвет. С прошлого года здесь ничего не изменилось. Что бы ни происходило в большом мире, остров оставался таким же безлюдным.
Вымыв руки в ручье, он пошел вглубь леса. Хижина была крепкой, топором он владел на совесть. Ему казалось, что внутри пахнет Беллой, цветами в летнем солнце, но это был только мираж.
Опустившись на земляной пол, он закрыл глаза. Степан опять пожалел, что разучился плакать с того времени, когда держал ее, умирающую, в объятьях.
Отложив книгу, Петя прислушался. Сквозь раскрытые ставни доносился
