и по тем быстрым взглядам, какие он бросал в сторону полковника, я мог предположить некую связь между ними. – Его зовут Теодор и он не любит, когда его называют Тедом.
При этом он ткнул острым зеленым ногтем в позолоченную табличку между правых лап твари, где имелось то имя, выгравированное пенистыми буквами. Длинный хвост животного изгибался над его спиной, а в глазах, благодаря мастерству таксидермиста сохранилось напряженно-любопытствующее выражение, свойственное твари при жизни.
Неожиданно тяжелое, чучело кололо мои руки песочным мехом, источало горький фруктовый запах и выглядело не столько интерпретацией живой формы, сколько неким незаконным владельцем ее наследия, получившим его при помощи обмана жестокого и примитивного.
– Для чего он мне? – повернув Теодора, я взглянул на его морду, отметив приятные взору изгибы белых полос и пятен на вытянутой морде.
Игриво оглядываясь по сторонам, юноша вернулся ко мне, покачивая золотой пираньей в левом ухе, приблизился настолько, что я увидел следы от употребления яблок на радужке его левого глаза.
– Он может тебе пригодиться. – костяшками левых пальцев он ласково провел по моей щеке. – В нем бомба. Если ты нажмешь на его нос, через минуту произойдет взрыв.
Солдаты провели меня сквозь разрушенные здания, через разбитые окна и дыры в стенах, к еще одному пролому в стене, вытолкнули меня, царапая мои плечи о злоязыкую арматуру, посмеиваясь и говоря что-то на непонятном мне языке моего деда. Швырнув в стену чернотрубную ручку, я поставил на землю Теодора и осмотрелся, пытаясь понять, где нахожусь. К сожалению, места эти были плохо знакомы мне, но промедление было худшим из действий и я, выбрав наиболее приятное мне направление, решительно направился в ту сторону, откуда, как казалось мне, сильнее всего доносился шум автомобилей, намереваясь, в крайнем случае, добраться до ближайшей станции метрополитена. На первом же перекрестке я увидел ее, бросился вниз по мраморным ступеням, швырнул гнутую монету в разошедшийся шрам на пропускном устройстве, едва увернулся от когтей полицейской рыси, запрыгнул в золотистый вагон, поскользнулся на гладких плитах с морскими на них коньками, взлетел по эскалатору, выбрался на шумную улицу, поспешил прочь от нее, в узкие кошачьи переулки и здесь, когда мне на голову упала холодная капля из покосившегося кондиционера, меланхолично вцепившегося в темную, покрытую слизью стену, взглянул на часы. У меня не было ни одного шанса успеть, учитывая, что приходилось прижимать к себе когтистого Теодора, вдавливая в тело острые углы подставки, царапая лицо твердым хвостом. Чучело мешало мне, но, зная об опасном его содержимом, я не решался ни оставить его, ни выбросить в мусорный коллектор. Звонок в полицию об оставленном кем-то чучеле носухи с бомбой в нем казался мне наилучшим выходом, но я знал, что буду легко определен и вскоре арестован, раньше, чем смог бы я выяснить все учтивые тайны Снежаны, все тонкости ее строптивого
