style="font-size:15px;"> – Ясно. Ты как, холод нормально переносишь? Со здоровьем все в по-рядке?
– Вполне, – отвечает Наташа недоуменно. – Ты уходишь?
– И ты тоже, так что подымайся. Поговорим на улице. Я видела непода-леку чудный бульвар, а также ларек с горячим чаем. Чай наверняка от-вратный, но главное, что горячий.
– Хорошо.
С этой минуты она больше не произносит ни слова, думая о чем-то сво-ем, разговариваю в основном я, присматриваясь к ней, изучая и все больше и больше убеждаясь, что выбрала правильную тактику поведения – друже-любно-покровительственную, не задевающую ее достоинства и не даю-щую сорваться окончательно. Так же я понимаю, что при желании, в прин-ципе, этой девушкой легко управлять.
Она слегка оживляется только на бульваре, когда мы уже сидим на ска-мейке с пластиковыми стаканчиками обжигающего чая и вдыхаем холод-ный зимний воздух, слегка отдающий дымом. Наташа прикуривает от моей зажигалки.
– Я даже не знаю, как начать, чтобы ты сразу не засмеялась и не ушла, – говорит она немного растерянно. – С какой стороны подойти… Это дикая история, страшная и совершенно неправдоподобная, и, возможно, услышав ее, ты вряд ли захочешь мне помочь… но я все равно расскажу. Знаешь, – она улыбнулась, – ты производишь удивительно доверительное впечатле-ние. Даже жрецы… но и они всего не знают. Тебе я расскажу все.
Доверительное впечаление… Знала бы ты, милая, как мне пришлось поработать, чтобы на всех производить такое доверительное впечатле-ние! Говори же, говори. А ты, Вита, помни только о двух вещах: узнать, что случилось с Надей, и деньги. Больше ничего. Ты на работе. Ты как обычно на работе. Не забывай одно из главных правил «Пандоры» – «Ни-каких симпатий!», ведь ты уже готова пожалеть эту странную девушку, чуть ли не слезы ей утирать. А ведь неизвестно, кто она на самом деле. Может, маньяк какой-нибудь.
– Рассказывай так, как считаешь нужным, – говорю я, – и если история длинна, тебе лучше начать побыстрее – ведь скоро сумерки.
– Хорошо, – отвечает она, и на ее лицо набегает тень невеселых воспо-минаний. – Я – Художник. Я бы хотела быть бывшим художником, но я – Художник, и в этом весь ужас, потому что для меня не существует иного предназначения, как быть Художником, как мой далекий предок, с которо-го все и началось. Я не пишу натюрмортов и морских пейзажей, моя нату-ра – людское зло, пороки – все темное, что только может быть в человеке. Мой пра-пра- и еще много раз дед называл их «келет» – по преданиям чук-чей эти келет охотятся за человеческими душами и поедают их. К чукчам и принадлежал мой пра-пра… дед, и во мне тоже есть капля чукотской кро-ви, хоть по внешности и не скажешь. Но об этом я узнала много позже, а вначале я узнала, что снова могу рисовать.
Все началось с того дня… летом прошлого года… Надя… наверное, ты знаешь, какая она любопытная и дотошная… была… она
