кроме доброго. и хорошего; ты теперь со мной, и никто у меня тебя не вырвет.
– А батюшка с матушкой что скажут?
– Похвалят нас после и порадуются на нас.
– Ох, не говори ты мне этого! Проклянут меня, вот чего я боюсь, а проклятым детям нет на свете счастья.
– Все это вздор, не за что им проклинать. Мы любим друг друга вот и все.
– Без родительского благословения пути не будет.
– Старухи так говорят, а ты им не верь, – успокаивал Тихон Петрович неопытную, в страхе Божием воспитанную девушку.
Она замолчала и снова заплакала.
Егор Назарыч подгонял коней, не давая им передохнуть, и поминутно оглядывался на жениха с невестой. Главной заботой его было – как бы-нибудь развеселить Степаниду. Проехав вёрст двенадцать, он придержал лошадей, вынул из-за пазухи тулупа трубочку с кисетом и сказал:
– Тихон Петрович, пусть лошадки-то маленько вздохнут, а я табачку покурю.
– Можно, отчего же, покури, да подгоняй.
– Теперь успеем, бояться нечего.
– Гляди, как бы погони за нами не было.
– Гонись, пожалуй, что из этого?
– Остановят, да назад воротят, вот что с нами может случиться.
– Теперь поздно, – навострив уши, как бы прислушиваясь к чему, отвечал тот, набивая свою трубочку.
– А это кто с нами едет? – тихо спросила Степанида у своего друга.
– Ты разве его не узнала?
– Как знать мне? – оглядывая кучера, сказала она.
– Он твой знакомый, чаем ты его ещё угощала.
– Да кто же он? Скажи, не томи меня.
– Урядник, небось, помнишь?
– Неужто это он?
– Он, он, моя голубушка, – осыпая девушку поцелуями, говорил Тихон Петрович.
– Зачем же он переоделся?
– Так нужно, моя милая: он больше не урядник, а мой приказчик и друг задушевный.
– Да-с, моя красавица, он верно говорит, – сказал Егор Назарыч, обратившись лицом к седокам.
– А я тебя и не узнала.
– Ночь, потому и не разглядела. А какая ночка-то, чудо? – выразился бывший урядник.
– Страшно только, что мы по лесу едем, – прошептала Степанида.
Егор Назарыч быстро докурил трубочку, подобрал вожжи, тряхнул ими, и кони, отдохнув, снова понеслись стрелой по гладкой дорожке, закидывая снегом из-под копыт сидевших в санях.
– Не холодно ли тебе, моя голубушка? – спросил жених у своей невесты.
– Нет, так, что-то дрожь берёт, – отвечала она.
– Дай, я тебя тулупом прикрою.
– Зачем же, не надо, мне и так стыдно.
– Ну, ничего, теплее будет, – прикрывая её полой своей шубы, сказал ей на ушко Тихон Петрович, чтобы не стыдить девушку перед своим приятелем.
А тот не стал обращать
