попрасила его расказать подробнее, но он сказал что не надо мне знать. Просто я должна быть осторожна и под землю не лезть. Там много зла.
Камень у Нины дома у аквариума: Нина кричит по ночам. Каждую ночь. Я спрасила у Нины она сказала что нет не кричит.
Камень под качелями во дворе: Рассказал красивую историю о демоне. Очень давно демон взял его в руки. Он был очень красивым и говорил с ним. Сказал ему что он упал со звезды и это грустно. Я сказала, что демоны злые. А камень сказал что нет и все онтосительно. Не знаю, что это значит.
В висках больно запульсировало. Я осушил свой стакан и наполнил его вновь. Хорошо, что я начал читать уже сейчас – если Катерина будет продолжать в том же духе, я вряд ли смогу осилить полную тетрадь такого бреда. Камни, крики и демоны. Все очень необычно и мрачно. Скорее всего, девочка попала в сложную жизненную ситуацию и не знала, как с этим справиться. Крики по ночам у какой-то Нины о многом говорили. Возможно, ее подруга или родственница подвергалась насилию. Если так, теоретически, Катерина тоже могла пострадать.
В виде исключения я ответил на письмо, осторожно намекнув на свои догадки. И попросил и дальше присылать мне записи Катерины.
Закончив с этим, я наконец взялся за конверт. Открыл его. Внутри оказалась пачка листов. Вытащить их оказалось делом непростым. Я уже собирался разорвать конверт в клочья, но тут из прихожей послышались голоса, один Мэта, другой – женский. Я положил конверт обратно, гадая, кого привел Мэт. Гости у нас были явлением редким и обычно заранее согласованным.
– Привет! – Мэт, необычайно радостный, заглянул в комнату. – Ничего себе, я думал, ты после вчерашнего нескоро очнешься, а ты снова… Я привел кое-кого, если не возражаешь. Если возражаешь – выпьем по одной и уйдем.
– Не возражаю. Можете присоединиться. На кухне есть еще одна бутылка.
Мэт пригласил гостей в комнату. Их было двое – парень и девушка, обоим на вид лет двадцать пять. Парень – невысокий, стройный, но крепкий, со светлыми вьющимися волосами и синими глазами, такими яркими, словно его создатель до предела отрегулировал контрастность. Я бы окрестил его Аполлоном, но некоторая сутулость и рассеянная полуулыбка не особо соответствовали облику божества, так что любоваться оставалось в основном глазами, посверкивающими на бледном и гладком лице. Мне пришла в голову дурацкая мысль, что если ударить его по щеке, то раздастся треск, и по всему лицу пойдут трещины… Как у Луки из моего видения.
Девушка едва доставала ему до плеча. Хрупкая, с длинными пепельно-русыми волосами, падающими на плечи тяжелыми прядями, и непередаваемо выразительным лицом, в котором, казалось, смешались все эмоции мира. При желании можно было выудить из него все, что угодно – радость от того, что я милостиво позволил им остаться, возмущение тем, что не вышел встретить, интерес к новому знакомству и скуку к нему же. Настоящий хамелеон,
