женщина, не могла она совершить дурного поступка! Боялся он узнать о невольной ошибке матери, о её пусть мгновенной, но слабости. А не заставили ли её, замучив до беспамятства, подписать какие-то бумаги? И они, сшитые в папке, хранятся где-то? Пишут же теперь бывшие узники о подобных случаях…
Такие сомнения и опасения до сих пор как-то удерживали Муртазу от поисков. Он боялся появления тёмного пятнышка на светлой памяти о матери.
А ведь то и дело слышны голоса потомков репрессированных: требуют, чтоб им дали возможность ознакомиться с «Делами» осуждённых, хлопочут о реабилитации. И многие добиваются своего – восстанавливают доброе имя отцов, матерей!
Не пора ли и ему, Муртазе, сделать первые шаги?
Благо и времени хоть отбавляй: на заводе снова остановили конвейер, опять всех рабочих отпустили по домам в неоплачиваемый отпуск. Завод этот выпускал сложнейшие и точнейшие приборы для подводных лодок. По всему видно, нынешнее правительство не интересуется подводными лодками, за готовые приборы платить не желает. И они, сложенные в железные коробки, копятся штабелями на заводском дворе. Если и дальше так пойдёт, руки тысяч работяг останутся совсем без дела, а их семьи – без хлеба.
Досуга много, а вот душа не желает веселья. К тому же близкий к сердцу человек по имени Илюса уехала по делам в сельский район. Встретиться бы с ней, рассказать о сегодняшних передрягах. Но приедет она только послезавтра.
Именно после её отъезда в одном из тоскливых вечеров Муртаза снял молитвенный коврик с крышки красного сундучка, сверкающего медными полосками. И, не торопясь, с трепетным усердием стал перебирать его содержимое. При внимательном рассмотрении это оказался ларец с секретами. И с приворотом. Иначе как объяснить сегодняшнюю из ряда вон выходящую выходку Муртазы? Ведь не драчун же он, не псих какой… А такое натворил!..
Мог ли он знать, что едва уловимый щелчок золотого ключика положит начало таким событиям…
Вначале вынул из сундучка всё содержимое и разложил на диване. С великим вниманием подолгу рассматривал каждую фотографию. Детские, школьные, студенческие… Затем взялся за тетрадки. Из них первая же открывалась стихами:
На вершине Карадага облако висит ажурно,
У подножья Карадага грудью бьётся о скалы море…
Коль стрелою Газраиля трудный путь мой прервётся,
О Аллах, в края родные пусть душа моя вернётся.
На вершине Карадага отдохну я в белой ложе,
У подножья Карадага над пучиною покружусь…
Знакомая песня. Муртаза всегда считал, что она сложена крымскими татарами, сосланными во время войны в Среднюю Азию.
Но в этой тетради под стихами бросились в глаза слова, начертанные другими, чёрными чернилами: «Как могло мне прийти в голову, что из этих строк выстрогают дубину и ударят меня по голове?»
Как?! Значит, эти стихи были сложены будущей матерью Муртазы?!
