госпиталь в Обертау
– А чья мыза-то? – поинтересовался Кирилл, спускаясь по вытертым мраморным ступеням усадьбы.
– Ка-акой… – с запинкой начал брат, но в силу устоявшейся привычки Арина, та самая «командорская внучка», что вывезла Вадима на лечение из Севастополя, закончила за него:
– Какие-то остзейские графья. Последний хозяин, кажется, молодой. Сейчас где-то на фронте. Ой, прости, – спохватилась она, погладив ладонью по серой щеке Вадима.
Сама же чуть ли не заставляла его бороться с остаточным последствием контузии, – говорить. Говорить, несмотря на то, что первоначальное глухонемое мычание, в котором едва можно было угадать слова, переросло в стойкое заикание, которого Вадим стеснялся, как выпускник прогимназии в новых старших классах.
– А этот граф? – понятливо улыбнулся в усы Кирилл. – Он, часом, не авиатор?
Вопрос был закономерен.
Если на парадной лестнице усадьбы сумрачно глядели на незваных гостей яблоки-медальоны с генеалогического древа старинной фамилии – парадные портреты, начиная с 1550-го, – то уже в вестибюле, в ногу со временем, всё больше были фотографии. По-немецки большие, как иная картина, но вполне жанровые.
Тут молодцеватый усач с острой бородкой барона Мюнхгаузена – и впрямь, «Гаузен», прочитал на медной табличке Кирилл, – скалит молодые здоровые зубы, чуть ли не прямо под совиными глазами авиаторских очков, в шлеме, педантично застёгнутом на все пуговички, затянутом на все ремешки. Скалится, сидя в одноместном гнезде «фармана», на ажурной раме фюзеляжа. Тут он же, но уже на крыле «фармана», с цирковой лихостью ухватившись за расчалки биплана. И, наконец, в знакомой Кириллу форме русского добровольческого авиаотряда, – то бишь если бы не коричневый горшок на голове – кожаный шлем с огромной «мухой», как тогда ещё, в 13-м, прозвали державного орла со шпагой и пропеллером. Типичный болгарский офицер: английский френч при турецких шароварах, на лицо вот только не очень на южанина похож.
Балканская война.
Так, должно быть, домой и не возвращался с тех пор, судя…
– Тут даже аэроплан его гниёт да разваливается до сих пор, в амбаре, на попятном дворе, – кстати заметила Арина.
– Что, правда? – оживился Кирилл едва ли с меньшим энтузиазмом, чем тогда, когда нашёл на завалинке прачечной, позади усадьбы, брата. – Идёмте, идёмте же взглянем!
Лейтенант Императорского воздушного флота тотчас стал похож на только что пришпиленное булавкой насекомое. Вроде бы оставался на месте, памятуя, что сам же и потащил брата с его спутницей в заброшенный регулярный парк усадьбы «немедленно заняться лечебной гимнастикой, и да-да, осмотреть достопримечательности», – но теперь, искушённый куда более привлекательными руинами аэроплана, как будто весь задёргался.
– Мало вы на них насмотрелись? – со смешливым удивлением возразила Арина, но, перехватив взгляд Вадима, сменила тон: – Смотрю, вы как те наши мальчишки – пока не напрыгаетесь на сиденье, пукая губами… – девушка с детской серьёзностью
