звенит-звенит…
– Своим кукольным языком! – вставляет в тон ей Сережа.
– Не вмешивайся не в свое дело!
– По-ду-маешь, какое дело! – защищается Сережа.
– Чем же она звенела все-таки? – желает представить новую моду Катерина Алексеевна.
– Китайские колокольчики… Они золотые, а язычки и самые верхушечки у них бриллиантовые… – объясняет Екатерина Николаевна. – Только говорили, что в Париже если их и носят, то всего три колокольчика: один справа, другой слева, а третий сверху… Такой треугольник золотой – на бандо надет, а на нем уж три колокольчика… Наша же модница, конечно, должна была показать, что ей и двенадцать нипочем нацепить!
Александра очень бойко показывает, как держалась Орлова-Денисова, добавляя:
– И то и дело головой вертит и звенит!
А Сережа острит:
– Пришла в театр со своей музыкой!
Натали же кокетливо поворачивает голову направо-налево, будто колокольчики уже на ней и звенят.
– А я бы все-таки надела такие колокольчики!
– Ну зачем это нашей Наташечке? Ее и без колокольчиков всякий заметит! – льстиво наклоняется к ней Софья Петровна.
На что замечает презрительно Екатерина Николаевна:
– Да уж жених, конечно, заметил.
Упоминание о женихе как живою водой спрыскивает обеих приживалок.
– Кто? Пушкин? Пушкин? – вскрикивает Катерина Алексеевна.
– Значит, он с Кавказа уж приехал? И что же он сказал? – вся превращается в слух Софья Петровна.
Но в это время входит Афанасий Николаич. Девицы почтительно подымаются, как и все за столом, и целуют ему руку; он же целует их прически.
Говорят в спальне
– А ты откуда к нам в Москву? – спрашивает другую странницу Наталья Ивановна.
– И-и, матушка-барыня, где я только не была! И у киевских угодников в пещерах я была, и в Святогорском монастыре была. Такая есть речка Донец, а над ним пещеры белые… там тоже схимников сподобилась видеть… И в Почаевской лавре я побывала…
– Почаевская лавра – она разве православная? – удивляется Наталья Ивановна, которая наслышана уже о разных монастырях.
– Униятская считается, барыня, униятская… А службу все-таки понять можно… Да и так народ там округ живет – поляки, все-таки с грехом пополам понимала я разговор ихний. А в обедне певчие поют как следует, только что, конечно, и орган католицкий играет. А какой еромонах служит, но он бритый весь… И ему бы уж говорить, как надо: «во веки веков, аминь», а он вон как: «во вики виков, амень…» И «Верую» не пели, как у нас, а просто по книге прочитывали. И так что еще я запомнила, матушка, «святейшего папу римского» поминали! – с ужасом доносит из униатов вторая странница.
– Ну, та-ак! За папу молятся! Вот так лавра! – качает головой Наталья Ивановна и смотрит неодобрительно.
– Ну
