Протасов, ваше сиятельство.
– Ну вот… смертельно ранен! – обращается к Вольховскому Паскевич. – А может быть, не смертельно?
– По мнению старшего лекаря отряда, нет надежды, ваше сиятельство, – продолжает отчетливо сыпать заученные фразы Леман.
– Ах, эта неизвестность! Ведь кампанию, в сущности, мы кончили! Напрасная, может быть, смерть!.. Что там в донесении? – обращается к своему начальнику штаба граф.
Протягивая бумагу Паскевичу, говорит Вольховский:
– Просит командующий отрядом подкреплений, ваше сиятельство.
Быстро пробегая донесение, поправляет его Паскевич:
– Не только подкрепления, но и провизии и фуража!.. Разве наши обозы потеряны, поручик?
– Нападение на обоз было, ваше сиятельство, но оно отбито, – несколько заминается Леман, и это замечает Паскевич и кричит:
– Не вра-ать!.. Вы, поручик, не ре-ля-цию в Петербург составляете, нет! Вы рапортуете командиру армии!
– Я, ваше сиятельство, докладываю, что мне было известно, когда я выезжал в Арзрум с донесением, – спадает окончательно с бравого тона Леман.
– Но командующий отрядом, видимо, надеется на то, что обозы будут уже отбиты, пока вы вернетесь? – язвит Паскевич. – Где Раевский? – обращается он к Вольховскому.
– Раевский?.. Недавно я видел его с Пушкиным… – порывается Вольховский к дверям.
Новое упоминание о Пушкине окончательно взрывает Паскевича.
– Опять с Пушкиным! Везде Пушкин и все с Пушкиным! Пушкина надо просто выслать вон из армии! Вы можете идти, поручик… Я вас позову, когда будет нужно! – (Леман, сказав: «Слушаю, ваше сиятельство!» и повернувшись по форме, уходит.) – А кто просил меня, чтобы я позволил Пушкину приехать в действующую армию? Раевский, конечно! И вот, этот ваш лицейский товарищ, которого солдаты зовут «драгунским попом», он отнимает у всех время, везде суется и с пикой скачет в атаку!… И когда его убьют, как Бурцова, я еще буду и виноват!.. Благодарю покорно!.. Нет выслать, выслать!.. Предложить выехать в Тифлис, а там куда хочет, – не мое дело!.. Пошлите и за ним также, пожалуйста!
Когда Вольховский выходит, Паскевич перечитывает донесение, комкает его и швыряет на стол. Входит высокий, сутулый, в очках Раевский, а за ним Пушкин и сзади их Вольховский. Паскевич кивает им недовольно.
– А-а, ну, вот кстати! Я посылал за вами, Николай Николаич! Здравствуйте! Здравствуйте, г-н Пушкин!
– Это мы шли к вам сами, ваше сиятельство! Я слышал, что Бурцов убит! – в сильнейшем волнении говорит Раевский.
– Если и не убит, то смертельно ранен… И, видимо, личная неосторожность: убит из пистолета!.. Вот что я хочу вам сказать… Г-н Пушкин, оставьте нас на минуту… э-э… у нас тут будет совещание чисто военного свойства…
Пушкин откланивается, недоумевая и говоря невнятно:
– Хорошо, хорошо… Я, кстати, хотел посмотреть на чумных больных… в нашем чумном лагере.
– Ну вот! На чумных больных! Нет, вы, пожалуйста,
