(30 %): трезво относящиеся к своей жизни, сменившие «эмоцио» на «рацио», они стремятся реализовать возможные жизненные шансы и более ассертивно относятся как к достигнутому, так и к возможному в плане самодетерминации, самоорганизации и достижения удовлетворения от жизни. Оказываясь более независимыми от внешней оценки, чем «young adults», они могут позволить себе делать то, что считают необходимым и интересным для самих себя, что указывает на реализацию внутренней и психологически более свободной установки на «заботу о себе».
Одновременно обнаруживается не менее прочная тенденция к выбору стереотипно – нормативной жизни (27 %) с ориентацией на жизнь старшего поколения. Это может быть связано с тем, что молодые годы этих людей пришлись на советский период, когда жесткая социализация прививала достаточно однозначные стереотипы успешности, достижений и верности «заветам отцов». Сложившийся склад личности обусловливает некоторый консерватизм, стремление следовать оправдавшим себя правилам и образцам родительских и прародительских поколений в быту, в личной жизни, в профессиональной сфере. Им свойственна некоторая ностальгия по советскому прошлому, и – сознательно или бессознательно – они не дают в себе «заглохнуть эху СССР» (стройотрядам, дискотекам, чешскому хрусталю, ГДР-овским сервизам, румынским «стенкам» и пр.) и соотвествующим им образцам поведения, стилям жизни, жаргонам, внутренним характеристикам.
Анализируя результаты апробации методики, мы обратили внимание, что взрослые респонденты чаще других оказывались в обстоятельствах индуцированно-императивной жизни (23 %). Эта логика не столько выбирается самим человеком, сколько навязывается факторами, избежать которых у него нет никакой возможности: заботами, связанными с взрослеющими детьми, принятием на себя новых социальных ролей (например, ролей бабушки и деда, тещи, свекрови и при этом снова сына или дочери стареющих родителей), состоянием здоровья и необходимостью ухода за пожилыми близкими людьми, а часто и началом совместной жизни с престарелыми родственниками и сломом привычного образа жизни, рефлексией индивидуальной успешности/неуспешности профессиональной карьеры, прохождением кризиса середины жизни и пр. (Карпинский, 2015).
Ситуация вынужденно необходимой «экзистенциальной жертвы», совершаемой из чувства долга, вины, благодарности, страха и пр., осознается всеми испытуемыми в данной возрастной группе, и эта экзистенциальная логика выбиралась не только в качестве доминирующей, но и в качестве второй, набравшей большое количество баллов. Это также объясняет преобладание когнитивной и поведенчески-целевой модальностей при совершении выбора логики, означающих, что выбор делается осознанно, часто вопреки планам и желаниям личности, но с известной долей смирения перед судьбой («делай, что должно, и будь, что будет»).
Начиная анализ, мы предполагали, что преобладающим в выборке зрелых людей будет вариант осмысленной жизни, но ему отдали предпочтение лишь 20 % испытуемых. Тем не менее,
