прощайте, не поминайте и меня лихом, без неё я не жилец, – сказал купец, отдал за выпитое деньги, наградил подовых по рублёвой бумажке и ушёл из трактира.
– Жаль парня, пожалуй, й на самом деле руки на себя наложит, – рассуждали между собою половые.
Остальную часть дня Гаврила Иваныч провёл в розысках Прасковьи Максимовны, а вечером возвратился в её дом.
По городу разнеслась весть об исчезновении красавицы; родные её также принялись её разыскивать, и одна старушка, тётка покойной, утром вошла в дом племянницы. Едва лишь отворила дверь и обмерла от испуга: перед ней на дверях висел труп человека. Старушка выбежала на улицу, подняла тревогу, сбежался народ и принялся расспрашивать, что такое случилось.
– Караул! батюшки, умираю! – вопила она.
– В чем дело-то? – приставали к ней.
– Удавленника я сейчас видела, – продолжала голосить бабушка.
– Да где ты его видела-то?
– В доме, у моей племянницы, вот в эфтом самом, подите, да поглядите.
Смельчаки отправились в дом и были поражены страшным зрелищем: на перекладине дверей неподвижно висел труп красивого молодого купца: лицо несчастного уже посинело, язык вышел изо рта, глаза были открыты, руки опущены по швам. Некоторые узнали в нём обожателя Прасковьи Максимовны и, не зная об её исчезновении, принялись отыскивать её по комнатам.
Вошла и тётка Прасковьи Максимовны, хорошо знавшая отношения своей племянницы к удавленнику, и принялась всех уверять, что он, разбойник, погубил её.
– Кто «он»-то? – спрашивали у неё.
– Да вот он самый, который к черту в бараны пошёл, – показывая на удавленника, говорил парень в сажень ростом.
Обойдя комнаты, радетели о Прасковье Максимовне приступили было к осмотру подполья и начали подымать пол, но тут явилась полиция и приостановила их хлопоты. Публика, за исключением необходимых людей, была удалена из дому. Полицейские вынули из петли труп покойного, осмотрели карманы платья и нашли в них несколько сот рублей денег, да записочку, написанную на клочке бумаги карандашам, такого содержания:
Я кончаю жизнь свою от одолевшей меня скуки по Прасковье Максимовне, которая оставила меня и скрылась; деньги, находящиеся у меня в кармане, прошу употребить на мои похороны и на нищую братию за упокой раба Божия Гаврилы».
О смерти Гаврилы Иваныча молва распространилась так скоро, как бы по электрической проволоке; через какой-нибудь час времени, в домик Прасковьи Максимовны собрались все её родные и знакомые покойного; все с любопытством читали оставленную им записочку, некоторые спрашивали у полицейского офицера:
– Много ли денег-то, ваше благородие, оставалось после него?
– А вот все здесь, – указывая на лежавшую на столе пачку кредиток, отвечал тот.
– Не угодно ли пересчитать их и удостоверить вашей подписью? – прибавил полицейский.
– Отчего не полюбопытствовать,
