губами.
– Я думаю о тебе, хотел увидеть. Домой к вам не решился бы приехать, но ожидать здесь показалось мне вполне логичным решением.
Думал обо мне? После всего, что я вытворяла, стараясь вывести его из себя? Хотя для кого я так старалась? Ради кого я неслась по протоптанной дорожке в театр, сбивая дыхание и поскальзываясь на льду? С этих самых пор я сильно полюбила театр, он открылся для меня с новой стороны: я бродила по узким коридорчикам, которые пропитаны терпким сладковатым запахом, глаза слепил блеск концертных костюмов, а слух улавливал божественные звуки. Да, в театре играли, обманывали зрителя, смеялись и дурачились со сцены, рыдали, любили и ненавидели. Все это было спектаклем, но ни в одном слове и ни в одном движении артиста не было лжи. Я верила в театрализованное зрелище, как реальной истории, как верила прочтенным книжным романам. И только сейчас убедилась, что открыть веру помог мне вовсе не брат, а Пьеро. Он прочно связался с театром, сценой, дал ему свой образ и свой голос. И бежала я вечерами в зовущее место, где встретила его.
Я виновато опустила голову вниз, не глядя на Пьеро, и промямлила:
– Тебе идут новые очки. Так что далеко не страшно, что старые разбились.
– Правда? Я надеялся произвести впечатление.
– У тебя получилось, – засмущалась я.
Может быть, после этих слов Пьеро поцеловал бы меня, но как назло влез Удальцов. Он покашлял и перетянул наше внимание на себя.
– Ксень, не забудь о нашем с тобой разговоре. – Слова «нашем с тобой» особенно выделил голосом. Он оценил Пьеро тяжелым взглядом сверху вниз, хотя Пьеро на несколько сантиметров был выше его ростом. – Мы ведь договорились?
– Да, конечно, – я ответила без промедления, отсекая возможность дальше развить ему тему личных отношений на работе. Однако Удальцова явно приводило в восторг задержаться еще на пару минут, чтобы своей кислой миной испортить настроение всем присутствующим. – До свидания!
– Пока, Ксеня! Не гуляй допоздна, а то утром ты нужна мне, свежей и бодрой. – Начальник неоднозначно улыбнулся, вгоняя меня в приступ бешенства. Я послала убийственный взгляд, желая ему провалиться под землю. Он словил намек и расплылся в ехидной улыбке, затем поправил шейный платок на моем пальто, прикрывая клочок выглядывающей блузки. – Красивая вещица.
– Всего доброго! – отрезал Пьеро, не смотря в сторону Удальцова.
Я не успела ответить начальнику, потому что в голове отсутствовал список приличных фраз. Я могла его осыпать бранными словами либо пустить в ход кулаки. В этой самой блузке я была с ним в машине, его пальцы расстегивали ряд пуговиц и пробрались под нее. Удальцов намекнул, что хочешь-не хочешь, а нам двоим есть что скрыть от молодого человека. И если мне неприятно это воспоминание, то придется свыкнуться и молчать, ради общего же блага. Я почувствовала, как во мне нарастает злость или ненависть,
