не удалось поступить в консерваторию, и она была вынуждена вернуться назад. Долгое время они переписывались, перезванивались, отстояв длинные очереди на международный звонок и потратив на минуту разговора все деньги. Но какая это была минута! Услышать любимый голос через тысячи километров. Сам Эрколе родился и вырос на Сицилии, однако работал в Риме. И чтобы решить все проблемы разом прилетел к Марии и сделал предложение. Вскоре они вместе улетели на Сицилию, где сыграли большую и дружную свадьбу, на которую были приглашены все жители городка.
– Тогда почему вы сейчас живете в России? – озадаченно спросила я.
– Видишь ли, как бы не было прекрасно на Сицилии, родина все равно звала маму назад к себе. Конечно, она не признавалась отцу, что безумно скучает по дому, что необъятный остров стал теснее комнаты. А когда я родился, то она и вовсе перестала думать о себе, с каждым днем становясь печальнее и грустнее. В таком состоянии мы прожили пять лет. Потом в какой-то день отец молча собрал чемоданы и сказал, что мы летим в Россию. Ему все равно где жить, кем работать – а он оставил очень приличное и доходное место, все ради счастья своей любимой жены.
– А твоя мама? Как она отреагировала?
– Сказала, что просто заплакала от счастья при мысли о возвращении домой. С тех пор мы обитаем здесь. Отцу пришлось не слишком сладко вдали от родных, друзей, без знания языка. Все с нуля.
Пьеро опустил голову на руки и смотрел на мерцающий огонек догорающей свечки. Блики плясали в стеклах, на мгновение освещая бездонную бездну в его темных глазах. Интересно, на кого из родителей похож Пьеро? Целеустремленный, амбициозный, решительный, умеющий принять верное решение – унаследовал от отца? Большими темными глазами, тонкими упертыми губами его одарила мама? Так, по крайней мере, представлялось мне. Он опустил одну руку на стол с раскрытой вверх ладонью. Как я могла думать, что такими большими руками невозможно играть ни на одном инструменте в мире, а тонкими губами не выдавить и несчастного звука? Я беспощадно завидовала черно-белым неживым клавишам, по которым пробегали его пальцы, и покрытию микрофона, до которого касались мягкие теплые губы. Во мне зашевелилось желание прижать голову Пьеро к своей груди и укачивать того маленького мальчика, вынужденного покинуть свой дом. Я вспомнила Сашу, стойко державшего удар, вспомнила, как мое сердце сжалось, когда я подняла его разбитые очки. Кому позволено обижать беззащитных? Оказалось, что мне. Я обижала Пьеро, обзывая его гадкими словами и привязывая самые едкие прозвища. Саша вырастет и станет мужчиной, точно таким же, как и Пьеро.
– Я куплю тебе любые очки, сотни очков, какие ты пожелаешь, – не смотря на Пьеро, тихо проговорила я.
Он невесомо коснулся моей руки пальцами.
– Думаешь, все дело в них?
– Тебя дразнили?
– Кем? Очкариком?
– Да.
Он
