ночи, было торжественным и скорбным.
– Все здоровы, государыня, – отвечала фрау Шарлотта, стараясь не глядеть на неё.
– Ты что-то скрываешь от меня, – прошептала её повелительница. – Иначе зачем бы ты пришла ко мне в пол-третьего ночи?
– Дети здоровы, Ваше Величество, это истинная правда. Вот только Его Величество чувствует себя очень нехорошо, – тихо произнесла пожилая дама.
– Странно, что с ним? Вечером же был здоров? И как это вдруг… – Мария Фёдоровна села на кровати, немного успокоившись. – А доктор был? Что говорит?
Графиня села рядом со своей госпожой и позволила себе такую вольность, как взять её за руку.
– Государя больше нет с нами, – произнесла женщина, опустив глаза.
– Как это нет? Так значит, он… – перед глазами государыни всё плыло. – Он…
– Он скончался, – подтвердила графиня, чуть было не добавив: “И не своей смертью”.
– Просите Господа Бога принять усопшего в лоно Своё и благодарите Господа за то, что он вам так многое оставил, – вместо откровений произнесла набожная фрау Шарлотта и первая перекрестилась, начав вслух читать Vater Unser.
Государыня посмотрела на неё расширившимися голубыми глазами и тоже встала на колени перед образами, молясь по-русски, но крестясь так, как крестятся лютеране – всей пятернёй, а не тремя перстами. Она была не в себе, путала слова, а потом, произнеся “Аминь”, встала с колен и, вперившись взглядом в погасшие серо-голубые глаза своей служанки, прошептала:
– И что же теперь, я императрица? Надо всем объявить! – и решительным шагом направилась из покоев, даже не удосужившись одеться и причесаться.
– Постойте, Ваше Величество! Там всюду стража! – воскликнула Шарлотта Карловна. – У них ружья заряжены боевыми патронами!
– Лотта, – торжественно воскликнула Мария Фёдоровна, накидывая на себя поданный ею халат. – Ich Will Regieren! Я выйду к Гвардии! Они присягнут мне! Я коронована… О Господи… – простонала она и лишилась чувств.
На шум сбежались все слуги и домочадцы императрицы, и доктор был тут как тут, вместе с ланцетом, которым распорол вену на пухлой белой руке государыни, чтобы привести её в чувства.
Графиня Ливен сама пошла запирать двери, пока все возились над несчастной вдовой, казалось, обезумевшей от потери. За дверью женщина услышала голос великого князя:
– Мама, откройте, – умолял он, перемежая свои слова рыданиями. – Мама, это какая-то ужасная ошибка, этого не должно было случиться.. Откройте мне, кто-нибудь!
– Ваше… – фрау Шарлотта не знала, как теперь называть Александра – “Величеством” или “Высочеством. – Государь. Вашей матери не хорошо. Она без сознания. Не стоит пока с ней видеться…
На её слова ответили рыданием, а потом, судя по голосам, явилась великая княгиня Елизавета и начала что-то тихо, но настойчиво говорить – что именно, графиня
