не стала ждать, пока ее поднимут и поволокут к выходу – встала самостоятельно. Раздосадованный, что расправа не удалась, парень схватил ее за плечо и вытолкнул в коридор.
Они шли недолго и оказались в просторном кабинете. На столе у занавешенного окна стояла настольная лампа на гибкой ножке, и девушка сразу узнала в ней ту, от которой до сих пор болели глаза. И кресло узнала. Ее вновь усадили на то же место и застегнули ремни на запястьях.
«Только бы не включали лампу», – испуганно подумала Ромашка.
Но вместо этого ей завязали глаза. Слышались тяжелые шаги, доносились голоса, и еще в кабинете было тепло. Сначала Ромашка долго не могла согреться, но, в конце концов, перестала дрожать и затихла.
Ей снилось море. Оно ласково качало Ромашку на волнах, солнечные зайчики гладили ее лицо мягкими, пушистыми лапками. Где-то вдали шумел и шумел прибой…
Волны выбросили ее на берег. Девушка поняла, что лежит с завязанными глазами, с головой укрытая легкой тканью. Руки вытянуты, а тело прижато широкими ремнями. Пахнет бензином?
Что-то лязгнуло, вместе с ветром хлынул шум улицы.
– Выноси! – скомандовал кто-то.
Прислушиваясь к звукам и ощущениям, Ромашка поняла, что ее на носилках перегрузили из машины на каталку. Ткань все еще накрывала ее лицо, и Ромашка испугалась – а вдруг ее приняли за мертвую и теперь везут то ли в морг, то ли сразу в крематорий?
Догадка была пугающе правдоподобной, и девушка охрипшим голосом пробормотала:
– Стойте.
Ответа не последовало. Ромашка беспокойно задергалась.
– Стойте! Куда вы меня везете?
– Тише. Не кричите, – произнес над нею сухой женский голос. – Вы в безопасности. Не кричите, все будет хорошо.
С нее сняли ткань, а потом и повязку с глаз. Вокруг все было ослепительно белым, несколько человек в белых же халатах стояли рядом с каталкой, глядя на девушку так, как смотрят на подопытное животное в лаборатории: сдохнет или нет?
– Где я? – тут же спросила Ромашка.
– Вы в больнице, – ответил мужчина лет сорока, очень полный, со слипшимися на потном лбу завитками темных волос.
«Врач», – решила девушка. Этот врач ей не понравился: в его улыбке и прищуре маленьких, поросячьих глаз было что-то очень нехорошее, даже отвратительное.
– Развяжите меня.
– Не положено.
– Почему?
– Вас развяжут позже, когда доставят в палату.
Ромашка не удивилась, только подумала отстраненно: «Уж не в психушку ли я попала?» И, как это ни обидно, оказалась права.
Ей отвели палату с большим окном, забранным частой решеткой. Две рослые широкоплечие санитарки выкупали и переодели Ромашку, будто она не могла всего этого сделать самостоятельно. Девушка чувствовала себя едва ли не хуже, чем на допросе,
