Я, достаю из кармана полушубка дорожный дневник и начинаю писать. Ганалчи смотрит с интересом и вниманием, неторопливо раскуривает трубочку.
Я пишу, Ганалчи курит, смотрит и думает.
Спрашиваю осторожно:
– Нымгандяк старый?
– У-у-у, шибко старый… Никто не помнит.
Я с удивлением гляжу на него, смотрю вокруг. И тренога и другие слеги, из которых собран остов, совсем еще свежие, и олдакон не прогнил… Он понимает.
– Нымгандяк – старый, шибко старый. Тот улетел… Этот молодой. Вот так – показывает на руке два пальца.
– Два года ему? – догадываюсь.
– Так, так! Однако, два…
Дерево вскрикнуло на воле, далеко покатился, мельчась и множась, крик. Эхо.
– Значит, если есть молодой нымгандяк, есть и шаманы? – спрашиваю.
Но он словоохотлив и весел.
– Саманов нету, – качает головой. – Один есть… Последний. Не подох, однако…
– Ты его знаешь?
– Знаю.
– Можешь сказать, кто?
– Могу, однако.
– Кто?
– Я…
Глава II
Отчаянно гремит вертолёт. Перед глазами – громадная жёлтая бочка с горючкой. На стене закреплены широкие охотничьи лыжи, спальник, к нему приторочены двухручковая пила и ружье. Летим в верховья реки Туруланды. Кеша дремлет, то и дело тыкаясь головою в бочку. Скрипит обшивка, звенят разболтавшиеся винты, надсадный жёсткий скрип проникает под череп.
Поднимаюсь в пилотскую кабину. Необозримый простор на три стороны. Командир свободно сидит в кресле, на коленях карта, читает её, сличая с тем, что простирается внизу. На штурвале второй пилот. Бортмеханик Боря считает высотки, прикидывает их высоты над уровнем моря.
Как-то, будучи ещё пилотом, Боря возил геологов на Крайний Север, через тундру. На пути всего одна высотка в тысячу метров. Погода была ясной, дорога лёгкой. Заболтались. Высотку ту единственную прикрыло облаком, и они в неё въехали. Вошли в облако и вдруг чиркнули колесами по земле, покатились. Кое-как справился Борис с той неожиданной посадкой, но в последний момент споткнулась машина. Сломали винт. Не успели сообщить о случившемся, рация вышла из строя. Их по рекам, по теснинкам ищут, утюжат на бреющем болота, а они сидят на высотке, все видят, сказать не могут, локти кусают.
С тех пор ведёт в полёте счёт высоткам Борис, определяя их подъём над уровнем моря.
Погода испортилась. Летим под кучёвкой, метёт пурга. Замутило всё вокруг, вертолёт качает. Кеша по-прежнему бодается с бочкой. Вышли на речку Вювю, вошли в Туруланду, петляем, прижавшись к земле.
Вырвались на миг из морока – голубое, голубое небо, где-то палит солнце, и в этом солнце серебристой сигаркой плывёт Ту.
– Разве жизнь у нас – жизнёнка! – говорит Боря, провожая серебристую сигару глазами. Вздыхает: – У них машина, у нас мошонка.
И снова мрак, тряска, близкие макушки деревьев под брюхом вертолёта.
