надежды, что в этой пустыне мы отыщем малое стадо домашних оленей, людское жилище.
Но вдруг, вывалившись из-за хребта, с широкого виража врываемся в стадо. Животные переполошённо бегут прочь, но ни жилья, ни людей не видно. Садимся в прищупку. Командир выбрал просторную плешинку, то ли марь, то ли приток Туруланды.
Боря выпрыгивает за борт и по грудь уходит в сугроб. Обтаптывается, отыскивая острым щупом твердь под снегом. Кричит, багровея лицом, и машет руками:
– Можно сидеть!
Вертолет оседает в снег по самое брюхо. Под выхлопными трубами мгновенно возникают жёлтые с чёрной копотью влумины.
– А люди где? – спрашивает Кеша, перестав бодаться с бочкой, протирает заспанные глаза.
«Вот мы и свиделись снова, Туруланда, – думаю я. – Где-то всё тут и было. Где-то тут, где-то тут», – стучит в висках кровь.
– Привет аборигенам! – кричит Борис.
По сугробам, утопая по шею, проминается эвенк, скаля зубы и улыбаясь.
– Ты что, тут один? – спрашивает командир.
– Ещё другой есть, Васка, брат мой. И Коля Бобыль, и я с бабой… Дети есть, мои дети. – Весело смеется. – Васка болеет, однако, грипп у него. Эпидемия. Айда чай пить!
– Тебя-то как звать? – спрашивает Борис.
– Шурка.
– А волки есть?
– Волки есть.
– Ну, тогда показывай, мы их всех побьём…
– Покажешь их, – смеётся Шурка, – они хитрые! Умные, сволоть! Умнее человека…
– Тебя – да! – острит Борис.
Но Шурка не обижается, очень доволен остротой. Идём пить чай.
В снегу пробита широкая дорожка. По ней Шурка катит санки, в которых молча и солидно сидят его дети – двое. Кеша спешит за Шуркой, а следом весело и шумно идут вертолётчики. Я отстаю.
Где-то тут всё и было…
Широкие выполья оленьих пастбищ в реденькой таёжке. Крохотные лиственки, ползучая берёзка, наволоки мелкой сосны, но кое-где исполинами протыкают небо листвени, рогатые и огромные.
За пастбищами тайга гуще и чище, там стойбище эвенков. Но чумов не видно. Под соснами натянуты палатки с чёрными коленами печных труб. От дерева к дереву, под самыми макушками, антенна.
В палатке душно и жарко. Васька лежит на надувном матрасе, подсунув под локоть чёрную от копоти подушку, чихает и кашляет. Громко жалуется на «эпидемию гриппа», которая косит всех без разбору. Но лицо весёлое, довольное, и он, демонстрируя нам, пьёт лекарства, высыпав с десяток таблеток в маленькую мягкую ладошку. Смачно жуёт, щурится:
– Спирт есть?
– Нету! Нету! – говорит Борис. – Нынче сухой закон.
– Лекарство на спирту должно быть, – объясняет Шурка.
Жена его разливает по кружкам чай, раскладывает подмокшие куски сахара, чёрные сухари.
– Всё тайге, тайге! Подохнешь в тайге этой! Где условия? – громко кричит Коля Бобыль, ни к кому не обращаясь. Но
