и пойти домой.
– Куда?
– За барную стойку.
За баром сегодня – Ник, он же – Очки-Кларка-Кента. Он протер передо мной стойку. Ник был первым барменом, кого наняло руководством, и поговаривали, что уйдет он последним. Очки у него на носу часто сидели криво, причем не под тем углом, чем скошенный набок галстук-бабочка. Со своей женой он познакомился десять лет назад у стойки этого самого бара, и она до сих пор приходила по пятницам и садилась на то самое место. Я слышала, что у них трое детей, но это не укладывалась у меня в голове: он сам казался наполовину ребенком. Он был начисто лишен амбиций или претенциозности, а его лонг-айлендский акцент десятилетиями притягивал людей к бару. Теперь была моя очередь.
– Хочешь, чтобы я села как нормальный человек?
– Как нормальный завсегдатай. Что будешь пить?
– М-м… – Мне хотелось спросить, сколько стоит пиво, я ведь понятия не имела.
– Твой напиток. Небольшая благодарность от владельца после смены.
Он вытряс водянистые остатки из коктейльного шейкера себе в бокал. Они оказались янтарного цвета. Он задумчиво отхлебнул.
– Или большая благодарность. Чего бы тебе хотелось?
– Белое вино подойдет.
Я взобралась на табурет. Несколькими часами ранее, среди запарки, он спрашивал, есть ли у меня вообще голова на плечах, есть ли хоть толика здравого смысла. Я весь вечер над этим думала. Я понятия не имела, что ответить, особенно теперь, когда уже сняла «полоски».
– Вот как? Ничего конкретного?
– Я открыта для предложений.
– Как раз этого и хочется слышать от моих бэков.
Я покраснела.
– «Бокслер»? – спросил он и налил мне на глоток продегустировать.
Я поднесла бокал к носу и кивнула. Я слишком нервничала, чтобы по-настоящему ощутить запах. Я могла только смотреть, как он мне наливает: он не остановился, когда вино поднялось выше линии, предназначенной для гостей. Бокал теперь казался кубком.
– Сегодня вечером у тебя уже лучше получалось, – произнес голос у меня за спиной.
На табурет рядом со мной приземлился Уилл.
– Спасибо.
Я пригубила вино, лишь бы не сболтнуть что-нибудь нелепое и не испортить комплимент. «Алберт Бокслер Рислинг». Не из Германии, а из Эльзаса, дорогущее вино, по 26 долларов за бокал. И я его пью. Ник мне его налил! В знак благодарности. Я покачала вино во рту, как учила меня Симона, поджала губы, завела к небу язык, словно собиралась свиснуть. Я думала, вино будет сладковатое. Я думала, уловлю нотки меда или что-то вроде персиков. Но рислинг был таким сухим, что у меня возникло ощущение, будто меня укололи. Рот у меня наполнился слюной, и я отпила еще.
– Он не сладкий, – сказала я вслух Нику и Уиллу. Они рассмеялись. А я добавила: – Вкусно.
Час назад тут были невероятно привилегированные места, их занимали те, кто выкладывает по тридцать долларов за унцию кальвадоса.
