пах прижался к низу моего живота. Запретная эйфория. Преступная связь. Хоровод бессвязного шепота, рваного дыхания и моих жалких попыток сопротивляться самой себе. Я хочу. Я не останавливаюсь. Я слаба.
Что же делать? Что делать, что делать…
Из последних крупиц отвращения я отвернула голову.
– Посмотри на меня, – хрипло шепнул Роуз, оставляя слюну на моем подбородке, которую холодный воздух тут же едва не превратил в тонкую корку льда. – Я скучаю по тебе. Ты рядом, но не со мной. Что мне сделать, чтобы привлечь твое внимание? Чтобы заслужить тебя? Я стараюсь… Я знаю, что никогда не сумею стать таким, каким ты желаешь меня видеть, – Он прижался лбом к моему лбу и, шумно дыша, посмотрел мне в глаза. – Но во мне нет ничего, что не принадлежало бы тебе.
Я послушно посмотрела на него, и вдруг не почувствовала ничего из того, что останавливало меня прежде. Он взял в свою ладонь мою руку, сцепленную на его шее, и сместил к ребрам. Лишь ощутив под подушечками пальцев сильное и стремительное биение, я осознала, как легко Крис одет, выскочив за мной в одной только полурасстегнутой хлопковой сорочке. Но, судя по виду, его это не беспокоило. Он таял от внутреннего жара и продолжал удерживать мою ладонь на уровне своего сердца, а затем пояснил:
– Это тоже твое, Джеремия. Дай мне взамен хоть что-нибудь, что будет только моим.
Безнравственно ли пользовался он приемами Криса, взывая к моей влюбленности и отчаянию, или же действительно чувствовал это наравне с тем, что побуждало его расправляться с близкими и друзьями, испещряя этот мир сумасшествием и скверной… Что бы то ни было, это непростительно легко выбило меня из колеи. Тоска, слабость, ужас… Все смешалось, стирая границы дозволенного и вразумительного, разницу между праведными поступками и ужасными.
Плоть к плоти. Губы к губам. Сердце к сердцу. «Вся твоя. Целиком. Отстань и больше не трогай… Нет, я вру. Держи!».
Крис шустро расправился с пряжкой собственного ремня и потянул вниз к лодыжкам мои штаны. Он держался голой ладонью о снег, забыв о неприятной возможности обморожения, и не останавливался, даже когда стало слишком холодно для этого, слишком темно и слишком страшно. Лес позади гудел, как и моя голова, будто я выпила целый чан с медовухой или вином. Я сдалась, впившись ногтями в его живот и плечи под рубашкой, молясь о том, чтобы нечто дало мне сил прервать это раньше, чем стало бы слишком поздно. И нечто случилось, но вряд ли оно было лучше, чем участь отдаться психопату, лишившему меня будущего.
– Флейта, – выдохнула я, когда в рыбацкой лачуге затрещали стекла от женского визга.
Мне не потребовалось скидывать с себя Криса; он вскочил сам и, поправив одежду, кинулся следом за мной к крыльцу. Я неслась стремглав – от потенциальных хищников, жаждущих либо сожрать меня, либо раздеть; от того, что едва
