она послушно обхватила пальцами увитую лозами головку флейты и втянула носом порывистый ветер, выдыхая его в нежную пронзительную мелодию.
Несколько минут ничего не происходило. Волчья стая разбрелась по территории причала и холма, вынюхивая след, пока несколько животных не устремились на нас. Флейта дернулась, и мелодия сорвалась.
– Играй дальше! – вскрикнула я, и Флейта, стараясь не сбивать дыхание от сковавших горло рыданий, возобновила такт.
То, что она играла, не несло смысла. Каждый раз, стоило ей излить музыку, как глаза застилали просторы ее фантазии – близкие люди, невиданные места, воспоминания… Сейчас же музыка была сплетена из страха – пустого, бессмысленного и беспощадного. Такая музыка не работала.
– Колыбельная! – опомнилась я. – Ты рассказывала, как играла раненному Грейсу в автобусе, чтобы он спал… Сыграй колыбельную!
Флейта запнулась, лихорадочно вспоминая ноты, и часто закивала головой. Массивный бурый волк, первым выступивший из леса, пригнулся к земле, стремительно сокращая между нами дистанцию. Флейта запрокинула инструмент к небу и заиграла с удвоенной силой.
Утробный рык перебил непроизвольный волчий зевок. Привалившись пузом к промерзшей земле, зверь оцепенел, навострив уши. Пасть сомкнулась, и широкий влажный язык слизнул снег с шерсти на морде. Он заскулил, а затем прижал хвост к копчику и сложил передние лапы, улегшись. Белоснежный же волк, решившийся подступиться вторым, рухнул тоже, сонно завалившись на бок. Будто заподозрив уловку, другие закружили вокруг домика, но, наглядевшись на судьбу братьев, не подступали, водя носом по воздуху, словно граница магической музыки Флейты была осязаема, и они четко видели круг ее воздействия. Волки зевали, но боролись с полудремой и отшатывались назад, пока некоторые из них, помельче и послабее, растягивались на снегу и похрапывали. Я захотела спать тоже: веки буквально налились свинцом, а язык онемел, с трудом ворочаясь во рту. Заставив себя подняться и отряхнуться, я пробормотала:
– Не переставай играть.
И прытко устремилась прочь от рыбацкой лачуги к причалу, пока наваждение Морфея не забрало меня окончательно. Флейта замычала, и мелодия зазвучала отрывисто. Волки поодаль забрыкались, сдергивая навеянную пелену и барахтаясь.
– Не останавливайся! Соберись! – крикнула я, и Флейта, затравленно жмурясь, боязливо заиграла дальше. Я же сорвалась на бег и в несколько рывков добралась до причала. Ладони и стопы морозил холод, редкий снег сыпал сверху, мешая обзору, но я следовала маршруту по памяти, напрямик к тому, что могло выиграть шанс для всех нас.
Отодвинув от навеса хлипкий ящик, я достала оттуда целый сверток фейерверков и, дотащив до середины моста, расчистила небольшое пространство. Озноб и тремор сделал пальцы совсем непослушными. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мне удалось отыскать хотя бы один сухой фитиль и подпалить его зажигалкой.
