уйти и бродить хоть до утра. Оставим практически готовое спальное место, забудем про гору еды… У нас ведь с собой ее так много, правда?
Будто подтверждая безобразность этой альтернативы, где-то с другой стороны реки раздался уже знакомый вой – то ли волчий, то ли банши (и неизвестно, что хуже). Он звучал надрывно, близко и глумливо, словно издевка над теми, кому не посчастливилось остаться снаружи в такой час. Это ли сыграло роль или же нежелание прислушиваться к здравому рассудку ради еще хотя бы одной ночи в сносных условиях, но я тяжело вздохнула и тоже скинула свою сумку на ковер. Рядом приземлился небольшой рюкзачок Флейты с вышитой розой (когда-то бывший моим, а затем Барби), ее кожаный футляр с инструментом и заряженное ружье.
– Значит, мы остаемся, – удовлетворенно озвучил Крис и отправил почти догоревшую спичку в камин. Огонь ярко вспыхнул, и стены дома затрещали от долгожданного жара.
Продукты, которыми был завален стол, ни шли ни в какое сравнение с тем, что осталось в нашей заначке: все, чем мы могли довольствоваться по пути, было съедено, и остался лишь один злаковый батончик и пара пакетиков вяленой конины. На кухне же рыбацкого домика кто-то будто успел подготовиться к настоящему концу света (к еще одному!). Я прошлась пальцами по этикеткам с консервированной кукурузой, томатному соку, домашним салатам, разным видам крупы и макарон, по банке с сухим молоком и даже по целой пачке с овсяным печеньем. Я долго рассматривала все это, прежде чем осмелилась взять одну из банок и, откупорив, с наслаждением высыпала в рот горстку засахаренных вишен.
Усевшись вокруг огня, стянув задеревеневшую одежду и укутавшись во флисовые одеяла, мы молча отужинали консервами, а на десерт разделили на троих банку со сгущенкой. Уже спустя полчаса Флейта свернулась в кресле в обнимку с ружьем, а я осталась одна, задумавшись над разгадкой этого дома и упустив из виду Криса. Когда мысли устаканились, а мое одиночество затянулось, я напряглась и, сбросив плед, бесшумно двинулась в соседнюю комнату. Приоткрытая в единственную спальню дверь едва слышно скрипнула, когда я прижалась к ней лбом, уловив в просвете между косяком мелькнувшую спину Роуза.
Он переодевался, стянув с себя джемпер и майку. Отложенная старая одежда оказалась насквозь влажной, как если бы он успел нырнуть в реку следом за катамараном, пока я не видела. Крис притащил с собой солнечный фонарь, найденный в коридоре, и в бликах его кожа мерцала от крупных градин пота. Лопатки, рельефно очерченные, были практически сведены вместе, а позвоночник то и дело сгибался вперед, будто Криса вот-вот грозилось вывернуть наизнанку. Он принес с собой ведро растопленного снега и теперь же брился напротив зеркала в темноте, усердно избавляясь от любых намеков на щетину. В какой-то момент резко отшвырнув лезвие в миску и простояв в отчетливой дрожи несколько минут, он, наконец, успокоился и потянулся за свежей сорочкой.
