Слота сновал вокруг пожарища и так же, как зять, горестно раздумывал о своей многочисленной семье.
Соседи ничего вразумительного сказать не могли:
– Никого не видели… И Сусанну с Настеной не видели.
Мрачный Слота глянул на пасмурных мужиков и спросил:
– Что за лиходеи на село набежали? Аль поганые татары?
– Свои, Слота. Виду диковинного. К седлам собачьи морды и метлы привязаны. Орали: «Выметем измену!». А сами саблями принялись махать. Мужик подвернется – зарубят, девка – надругаются. Чисто ордынцы! Ты глянь, Слота, что над селом они содеяли. Изверги!
– Уразумел, мужики. То – государевы опричники, о ких мне намедни в Ярославле сказывали. Царь-де всю землю разделил на опричнину и земщину. Бояр, что царю супротивничают, нещадно казнят. На Москве жуть что творится. Одного в толк не возьму. Наше-то село, чем провинилось? Нил Котыгин – не из бояр, худородный дворянишко. Царь, как слух идет, таких захудалых помещиков прилучает, вотчины им боярские жалует. Сумятица у меня в башке, мужики.
– Вот и у нас сумятица, Слота. Тиуна и всех дворовых людей Котыги лиходеи саблями посекли. Нам-то как дале жить?
– Была бы шея, а хомут найдется.
Тяжел был день для мужиков. Погорельцы оплакивали свои избы, убитых похоронили на церковном погосте, а Слота и Иванка оставались в неведении: их семьи бесследно исчезли. У Слоты же тройная беда: не только сгорела изба, пропала жена и дети, но в огне пожара погибли скотина и годами нажитое, добро. Ни кола, ни двор у Слоты! Остался гол, как сокол. И всё же главная напасть – жена и дети.
В который уже раз обходили с Иванкой село (село большое!), расспрашивали мужиков, баб и ребятишек, но всё был тщетно. Словно черти унесли. Оглядели гумна, прошлогодние риги, прошлись по речке Каменке, даже на раменье92 заглянули.
У Иванки разрывалась душа. Неужели опричники увезли с собой мать и Настенку? Но зачем они им понадобились? Скоре всего надругались (мать до сих пор из себя видная), убили и где-то бросили. Выродки!
На сердце Иванки пала такая острая жалость, что он застонал. Только теперь он понял, как сильно любил мать и жену. Настенка на днях, поблескивая улыбчивыми зелеными глазами, молвила:
– А я, кажись, затяжелела, Иванушка.
Он ласково обнял жену.
– Рад буду, Настенка, коль сыном меня одаришь.
– А коль дочкой? Кочергой огреешь?
– Да ты что, Настенка? Любое чадо – отцу в утеху…
И вот теперь сгинула Настенка.
В сумерках Сусанна и Настенка, а вкупе с ними семья Слоты вернулись в село.
Возрадовались мужики, накинулись с расспросами. Отвечала Сусанна:
– Надумали мы в доранье за малиной сходить. И всё бы, слава Богу, но в малиннике на нас медведь напал. Мы от него дёру, а он за нами. И чего так разозлился? Чуть ли не версту за нами гнался. Знать, любимое место его нарушили. Едва от него убежали. Огляделись – дремуч лес. А тут и солнышко, как
Р а м е н ь е – темнохвойный, большей частью еловый лес.
