за все содеянное, все же не станем об этом излишне распространяться.
Венчать нас должен будет ксендз католический, когда прибудет – потому как именно на этом условии благословение было подписано. Ну и не станем святейшество огорчать. Даже если церемония должна будет совершиться в Митаве. Приехать инкогнито все равно не удастся – не менее 1000 коней и людей будут в сопровождении – эдак мы враз всю Митаву объедим. Однако, надо думать о том, что уже скоро Разрешение будет в руках и дело без осложнений надо доводить до конца; иначе как бы не пришлось за ужином яд употребить…
Второе приглашение прислал старый добрый друг и боевой товарищ Ян Собесский. Русский Галицкий князь, после того, как его возлюбленная Марысенька овдовела, год ждал окончания траура, но потом и сам ушел на целый год громить казаков на Волыне и в Укрании. Теперь же Ян вернулся и приглашал на свадьбу Михала. Эти два события казались Михалу почти чудом, и на этом фоне он совершенно позабыл про недавние обиды и разочарования из-за польной булавы. Правда, если Собесский венчался очень скоро, в мае, то Богуслав решил не пороть горячку и ожаниться после летнего поста, осенью, в ноябре, перед постом рождественским.
Свадьба Собесского проходила в том же самом заброшенном замке под Варшавой, что ночью так напугал Михала, и где он познакомился со своей будущей женой. Правда, сейчас, не то потому, что был день, не то потому, что замок немного прибрали, мрачным он Михалу не показался. Несвижский князь обратил внимание, что ржавое кольцо на дверях почищено до блеска, а все вокруг тщательно подметено… Марысенька оказалась маленькой молодой женщиной, выглядевшей еще меньше на фоне высокого широкоплечего жениха. Красавицей ее трудно было назвать, но ее большие, почти детские голубые глаза придавали д’Аркьен некий подкупающий шарм, как и ее безупречный французский вкус в одежде, который у всех присутствоваших женщин заметно отличался от того, к чему привык Михал. Теперь все дамы еще больше оголили плечи и грудь, а край декольте лишь еле-еле прикрывал места, где должны быть соски. Сама д’Аркьен повершила здесь всех: ее вырез на груди был самым глубоким, а левая грудь была оголена так, что из под ткани белого шелка чуть розовел край соска… «Да уж, – не без улыбки думал Михал, – еще чуть-чуть и груди наших паненок предстанут перед нашими очами полностью!»
Война, впрочем, сказалась на достатке Собесских. Свадьба, пусть на нее и были приглашены король с королевой, прошла куда как скромнее, чем у первого мужа Марии д’Аркьен Яна Замойского, героически погибшего два года назад.
Во время веселья Михал улучил момент, чтобы по душам поговорить со своим счастливым другом. Он вкратце рассказал ему об их с Богуславом плане сделать его, Яна, королем Польши и Великим князем Литвы.
– Не знал, братко, что ты будешь так обо мне заботиться, – растрогался до слез Собесский. Михал покраснел. «Эх, если бы я все мог рассказать тебе!» Смущение и стыд перед Собесским Михала
