Кмитич, – просто спросил.
– Не ревнуй. Он давно уже понял, что я ничейная, и не его тоже. В него тут девушка одна влюбилась, что пришла в отряд вместе с отцом и матерью. Так у них уже ребенок родился, мальчик. Винценту не до руководства отрядом.
– Здорово, – улыбнулся Кмитич. – У всех рождаются мальчики!
– Это потому что война, – грустно посмотрела в глаза Кмитича Елена, погладив его по волосам. – Бог возвращает часть утерянных душ.
– Ну, да ничего, – улыбнулся ей Кмитич. – Пока сын Винцента говорить научится, думаю, мы московитов разгромим, и хлопец проживет более счастливую и мирную жизнь в отличие от нас. Как и мой сын, как и твои дети…
При слове «дети» Елена нахмурилась.
– Тут Хованский обещал объявиться, – резко поменял тему Кмитич. – Лично мне мстить собрался. Не слышно о нем?
– Пока нет. Царь, кажется, готовит большой поход на Польскую Русь, мстить казакам за Конотоп собрался.
– Знаю. Поэтому Пац на юг и двигает.
– А ты?
– Пока Хованский не объявился, пойду с Пацем, а потом… – Не старайся лично поквитаться с Хованским, – перебила Елена Кмитича, вновь как-то холодно взглянув в его глаза, – тщетно. Его ты все равно не убьешь.
– Откуда ты знаешь? Вновь твое колдовство? – Кмитич приподнялся на руке, сверху вниз глядя на Елену.
– Не важно, – нахмурилась она, – говорю тебе, что ваш с ним поединок, схватка двух непобедимых хищников, не закончится кровью ни твоей лично, ни самого Хованского. Его убьешь не ты.
– А кто? – глаза Кмитича расширились.
– Его убьют свои. – За что? За то, что меня не одолеет? Как Шеина?
– Нет, не из-за тебя, но то сказать я тебе не могу. Знаю только то, что сказала.
Они лежали под жаркими лучами майского солнца, нежась в свежей траве и запахе полевых цветов, счастливые, но разговаривали уже не о любви, а о войне.
– Жаль, – вздохнул Кмитич, – хорошо с тобой, но мне уже скоро собираться надо. Говоришь, пленные у тебя в отряде сидят? Это что-то новенькое.
– Убить рука не подымается. Молодые еще совсем хлопцы, мордвины все. По-русски только один немного говорит. Я прикинула: им же, поди, по девять и десять лет было, когда мы с тобой в Смоленске отбивались…
Кмитич стоял, заткнув руки за пояс и внимательно осматривал пленных. В простой бесхитростной одежде пехотинцев, в лаптях перед ним стояло восемь молодых и высоких светлоглазых румяных парней, лет не старше восемнадцати. «Так, убить их – грех на душу брать. И в самом деле, не каратели же они!» – думал оршанский полковник.
– Никто сопротивления из них особо не оказывал. Подняли руки и сдались, – говорила Елена, стоя рядом.
– Кто из вас говорит по-русски? – обратился к пленным Кмитич.
– Я, пан господин, – подал голос курносый веснушчатый парень, на вид, кстати, самый младший из всех.
– Переведи своим хлопцам
