земли породил на свет гигантов, которые поглощали не только все дела рук человеческих, но в конце начали пожирать и самих людей.
Тогда Господь приказал Рафаилу:
«на руки и ноги Азазела наложить оковы и ввергнуть его во мрак, и завалить острыми и твердыми каменьями, и покрыть его мраком, дабы он остался там навеки и не видал света до дня великого суда, когда он будет ввергнут в горящую бездну».
То же самое делает Михаил архангел с другим бунтовщиком, Семьязой; Гавриил же злобных незаконнорожденных детей неба и земли, гигантов, привел к смертельному междоусобию.
В дальнейшем повествовании Енох, который, как Данте, всё видел собственными глазами, рассказывает, что заточенные ангелы, скорбя о своих грехах, слагали в его руки просьбы о помиловании, но тем не менее получили отрицательный ответ: «Ибо кто был создан для жизни духовной, тот не должен был осквернять себя плотским соединением с женщиной».
В равной степени прокляты их дети, гиганты, духи которых ходят по земле и мучат людей.
Наконец третий класс демонов у Еноха составляют ангелы суда и кары, или дьяволы в истинном смысле. Они-то и помогают заключать в оковы Азазела и Семьязу; они связывают и мучат грешников.
Позже все эти категории слились в одно понятие сатаны, бунтовщика, искусителя, а вместе с тем исполнителя приговоров небесной справедливости.
Тогда-то старый, могучий гимн презрения и торжества, воспевающий падение гордого царя народов, Вавилона, и был приспособлен раввинами к князю демонов, Люциферу, сверженному с неба за гордость и бунт:
«В преисподнюю низвержена гордыня твоя со всем шумом твоим; под тобою подстилается червь, и черви – покров твой.
«Как упал ты с неба, денница, сын зари (Люцифер?)! Разбился о землю попиравший народы.
«А говорил в сердце своем: взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему».
«Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней». (Исаия, XIV 11–15).
К этой песне, гремящей точно звуки трубы последнего суда, со временем прибавили, как бы для освящения правила: Summum jus, summa injuria, [ «Высшее право – высшая несправедливость»] страшное слово на веки, создавая таким образом угрюмый пролог к великолепной и потрясающей трагедии, которой древние века не знали и которая лишь спустя много, много столетий, под пером Кедмона, Марло, Мильтона, Вонделя и Байрона, достигла такой духовной глубины, что нашла сочувственный отзвук в человеческом сердце.
Мы обходим молчанием апокрифы века, предшествующего Рождеству Христову. Среди них заслуживает внимание теперь найденная книга о вознесении Моисея (Assumptio Mosis), где, по редакции Оригена, по всей вероятности находился рассказ о борьбе сатаны с Михаилом архангелом за душу великого законодателя израильтян.
С течением времени борьба мечами и копьями сменилась борьбою духовною, результат которой зависел
