теней умерших, в царстве Гадеса пребывали подвластные ему боги, среди которых для нас наибольший интерес представляют грозные Эриннии (Фурии), богини мести и кары.
По Гесиоду, их породила земля, оплодотворенная кровью Урана, пролитою предательскою рукою его же сына, Хроноса. Поэтому они более всего преследуют отце- и матереубийц. В таком характере эти божества выступают в великолепной трилогии Эсхила «Орестейя». В начале третьей части (Эвмениды) мы видим их спящими в храме Аполлона дельфийского, под защиту которого укрылся Орест, убивший по повелению бога свою мать, мужеубийцу Клитемнестру. Тень убитой пробуждает спящих мстительниц, которые горько жалуются на Аполлона за то, что он охраняет Ореста от их справедливой кары.
«Сын Зевса, ах, не правыми путями ты ходишь, –
Ты, молодой бог, топчешь нас, древних богинь.
Беглец, безбожник, проклятый сын у тебя в почете.
Ты – бог, а выкрал у нас матереубийцу».
Добиваясь выдачи убийцы, как своей собственности, эти «древние богини» защищают древний же матриархальный порядок, который был нарушен Орестом. Аполлон же, «молодой» наместник Зевса, представляет порядок новый, основанный на власти патриархальной, отеческой, и поэтому-то он и приказал сыну отомстить матери за смерть отца.
Значит, здесь нет спора ангела с дьяволом из-за человеческой души, а есть только, как в Антигоне Софокла, столкновение двух законов, оканчивающееся не вооруженной борьбой, но решением ареопага. Суд оправдывает Ореста половиною голосов, грозных же богинь умилостивляет обещанием вечного поклонения в городе Афины, которому они и дают свое благословение, уже как добрые «Эвмениды».
И снова, по греческому обычаю, из дисгармонии вытекает гармония.
Эвмениды отличаются прежде всего неумолимым характером исполнительниц правосудия. Их мстительный гнев оставляет в глубоком покое людей с чистым сердцем и чистою душой, но горе грешнику, горе убийце, он должен своею смертью ответить за пролитую кровь!
Как на земле палачи, несмотря на то, что они нужны, преследуются презрением людей, так и эти «суки Гадеса, затравливающие на смерть преступника», не пользовались симпатией богов и были обречены на вечное одиночество.
В позднейшие времена, когда вера греков ослабела, Эврипид низводит в своем Оресте этих «диких жриц ада, ужасающих чудовищ» до обыкновенного бреда воображения, до галлюцинаций, угнетающих измученный бессонницей мозг убийцы.
Однако, тот же самый поэт, не отличающийся, как большинство скептиков, последовательностью, но притом любящий сценические эффекты, вводит в своего «Неистового Геракла» оригинальную адскую фигуру, а именно ведьму безумия, дочь Урана и Ночи, Лиссу, которая по приказанию Геры должна помутить рассудок сына Алкмены. При этом она так жалуется на судьбу и критикует своих повелителей: «Среди богов судьба моя не завидна, и я неохотно нападаю на милых мне людей… Гелиос мне свидетель: дело это я делаю против воли, ибо во что бы то ни стало должна служить Гере»…
Говоря об адских владыках, нельзя
