закона» от «молодых» богов и снизошли до уровня обыкновенных, грубых палачей, которые мучат грешников в аду. Вергилий в VI книге Энеиды рассказывает так: «Мстительница Тизифона берет бич и ударами его истязает тела грешников»… Овидий же в «Ибисе» рисует во сто раз более ужасный образ деятельности фурий: «Одна из них крепким бичом рассекает тебе бок, чтобы ты сознался во всех твоих грехах, а другая отдает твое рассеченное тело в жертву змеям и медяницам, что живут в глубине Тартара; третья приставит к огню твое дымящееся лицо»…
Отсюда недалеко уже и до мучений Дантовского ада!
В аде Гомера подобных картин мы не встречаем. Вообще, наказаниям там подвергаются, кажется, только великие безбожники: Сизиф, который сковал смерть; Тантал, который искушал могущество и всеведение богов; Иксион, который возжелал любви Юноны, Данаиды и т. д. И их в аду мучают не фурии, а они сами мучатся исполнением какой-нибудь бесцельной работы (скатывание каменьев на вершину горы, наполнение вечно порожних бочек), либо невозможностью удовлетворить голод и жажду.
Правда, между Гомером и Вергилием и Овидием лежат окрашенные восточным мистицизмом доктрины Платона о бессмертии, трансмиграции, совершенствовании и падении человеческих душ. Автор Энеиды ясно высказывается за доктрину метемпсихоза, влагая в уста Анхиза рассказ о духах, которые пьют воду Леты, чтоб, «утратив память того, что было, явиться на свет, одевшись в новое тело».
Кроме истязаний грешников, фурии исполняли разные поручения мстительных богов, в особенности же богинь. Юнона высылает Тизифону из глубины бездны помешать разум Фиванского царя, Атамаса, и жены его, Иноны, за распространение культа Бахуса. Другая, Алекто, тоже по приказанию супруги Юпитера, является на землю, чтобы сеять раздор между людьми.
Обе исполняют приказание охотно, летя в мир «точно отравленные стрелы, наносящие неизлечимые удары» («Энеида», III). Ни одна из них не жалуется, как Лисса Эврипида, на свою ужасную должность, и это необыкновенно приближает их к нашему сатане, хотя послушное исполнение воли богов и низменность положения сводит эту аналогию до очень малых размеров.
Резюмируя всё, что мы сказали о сатанических элементах античной литературы, мы приходим к убеждению, что сумма всех сторон классического дьявола настолько же не равносильна угрюмой фигуре библейского сатаны, насколько сумма всех владык Олимпа, подчиненных неизбежности и вместе с тем ограниченных пространством и временем, не дает возможности составить понятия о предвечном, свободном и бесконечном Иегове.
В свою очередь, однако, с минуты, когда восторжествовала новая вера, а религия римлян и греков была признана за дело ада, боги же её за дьяволов, много, очень много мифологических понятий внедрилось в воображение поэтов и народов, чтобы ожить там вновь в качестве атрибутов сатаны.
Половина описания ада Данте и Тассо основана уже на модифицированных воспоминаниях классической мифологии.
II
Сатана
