данного печатного органа) и до доски (московский адрес и номера телефонов редакции)…
При недополучении заслуженной награды, хочется как-то восстановить справедливость и устроить себе компенсацию.
Так что на следующее утро мне без труда удалось забыть наставление мамы, что в чашку чая нельзя сыпать больше трёх ложечек сахарного песка.
На кухне никого не было и, отмеряя сахар в чай, я отвлёкся на разглядыванье морозных узоров на кухонном окне, потому-то и начал отсчёт с не совсем первой ложечки.
Да и к тому же, по ошибке, песок я отмерял не чайной, а столовой ложкой.
Получилась густая приторная жижа непригодная для питья и это стало мне очередным уроком – удовольствия в одиночку и не по правилам совсем никуда не годятся…
Факт прочтения ПИОНЕРСКОЙ ПРАВДЫ целиком, придал мне уверенности и в следующее посещение библиотеки я снял с полок толстенный, давно облюбованный том с букетом шпаг на обложке – «Три мушкетёра».
Библиотекарша, чуть поколебавшись, записала книгу в мой формуляр и я с гордостью принёс домой увесистую добычу.
Читать книгу я начал не в комнате на диване, а на кухне за столом покрытым клеёнкой.
Первая страница, полная примечаний кто был кто во Франции XVII века, показалась мне сложноватой.
Но потом политика кончилась и к моменту прощания Д‘Aртаньяна с родителями я самостоятельно догадался о значении слов «г-н» и «г-жа», которые днём с огнём не встретишь во всей ПИОНЕРСКОЙ ПРАВДЕ…
А ещё в ту зиму мама решила, что мне надо исправить косоглазие, о котором я и не подозревал, но оставлять так совсем нехорошо.
Она повела меня к окулисту и тот светил мне в глаза слепящим светом, заглядывая в них через узкую дырочку в своём зеркальном круге.
Потом медсестра запрокинула мне голову, накапала в глаза неприятно холодные капли и сказала, чтобы в следующий раз я приходил один, потому что большой уже и теперь дорогу знаю.
На следующий раз, возвращаясь домой после закапывания, я вдруг утратил резкость зрения – свет фонарей вдоль зимней дороги превратился в мутные пятна, а придя домой я не смог различить строчек в раскрытой книге.
Это меня напугало, но мама сказала – ничего, просто теперь мне надо носить очки, и последующие два года у меня были очки в пластмассовой оправе.
( … моим глазам придали параллельность, но в левом резкость так и остался сбитой.
При проверках у окулистов я не могу различить их указку, или палец, направленные на значки проверочной таблицы.
Впрочем, как выяснилось, жить можно и с одним рабочим глазом.
Косины у меня не осталось вовсе, правда, выражение глаз не совпадает; особенно если на фотографии их поочерёдно загораживать пальцем: любопытство во взгляде правого сменяется мертвяще отмороженным равнодушием левого.
На портретах некоторых киноактёров я подмечаю такое же разночтение и думаю: их тоже что ли от косоглазия лечили, или некие потусторонние
