домах горел, старики могли благодарить небо за поднимающий их наверх лифт, дома стояли в центре города, рядом были магазины: живи и радуйся. В целом жизнь в Домах Коммуны в бытовом смысле была для тех, кто совсем недавно ютился в лачугах и землянках, даже первоклассной. Но назойливое желание коммунистических «организаторов быта» насадить новые правила, которые, по их мнению, воспитали бы строителей коммунизма из тех, кто поселился в Домах Коммуны, затрагивало всех. Эти потуги провалились, причем довольно скоро. И, конечно, нельзя не заметить тяги создателей этих новостроек к халтурному примитивизму, наплевательскому отношению к людям, объяснимому стремлением к дешевке, ко всему наскоро сляпанному под победные марши «строителей коммунизма».
Всего в этих домах было двести с небольшим квартир, часть из них была превращена в коммунальные, и в целом в них проживало более 1000 человек. В основном в домах поселились представители интеллигенции. Партийные и советские начальники строили себе более комфортабельное жилье. Встречались, впрочем, и люди, формально относившиеся к рабочим и служащим. Например, в нашем коридоре, наискосок от нашей квартиры была семиметровка, в которой обитала колоритная фигура Полины Сорокиной, которую между собой соседи звали не иначе как Полька Сракишна. Частенько её видели сильно пьяной, но это не мешало ей состоять членом партии большевиков, и, как все знали, она даже возглавляла партийную организацию ателье пошива одежды в пятом корпусе (не знаю, были ли другие члены партии среди работавших в том ателье). Сама она не была ни мастером, ни подмастерьем, а трудилась в ателье на самой низкой ступени (подшивала края тканей в готовых изделиях), но зато ей доверяли ключ от ателье, и когда портные приходили утром к его входу, им приходилось ждать Сракишну с ключами, чтобы она открыла двери.
Муж Полины часто попадал в тюрьму за мелкий разбой или воровство, возвращался оттуда каждые три или четыре года, чтобы вскоре оказаться опять за решеткой. При первом свидании супруги зверски напивались, и тогда муж приступал к жене с требованиями рассказать, что она делала без него. Расспросы неизменно завершались побоями, какими ревнивец осыпал свою половину. Места в семиметровке было мало, и они выкатывались в коридор, чтобы на свободе отдать душу страстям. Полина вопила благим матом, муженек работал кулаками, таскал жену за волосы, и временами они образовывали клубок катящихся вдоль коридора переплетенных тел, рук и ног.
Однажды, возвращаясь из школы, я стал свидетелем такой сцены: от катающихся по полу супругов неслись нешуточные вопли, и наша соседка Ася Борисовна Вышкинд выбежала на крик в коридор и стала кричать, чтобы муж отпустил жену и прекратил побои. Драка действительно прекратилась, драчуны вскочили… и набросились дружно на Асю Борисовну за вмешательство в их семейную жизнь.
– Какое ваше дело! – вопила Полина. – Раз он меня бьет, значит любит. Имеет право, раз любит. Что вы-то лезете в наши семейные отношения!
Годы работы папы редактором газет перед войной
В
